Сережа может быть мертв. Я впервые по-настоящему приняла это как возможность, как реальность, как кошмар наяву. Я говорила себе – но ведь он точно так же может быть и жив. Мы ничего не знаем.
– Конечно, – кивнула я, поворачиваясь к свету.
Комиссар долго недовольно кряхтел над моей ссадиной. Отек уже давно спал, но след остался – не замажешь и не сотрешь. Да, Сережа меня ударил. Эта капля правды отравляет воду, и я спаиваю комиссару всю ложь до дна.
– Н-да, – хмыкнул он, явно удивившись наличию моей ссадины. – Выражаю вам свое сочувствие. Бить женщину – последнее дело. А вы кому-то об этом рассказывали? Месье Робену, к примеру?
– Почему вы спрашиваете? – осторожно уточнила я.
Трену ответил без раздумий:
– Видите ли, у этой драки должна быть какая-то причина.
– Почему бы вам не спросить об этом самого месье Робена? – предложила я, самым тщательным образом проследив за его реакцией.
Господин комиссар нахмурился и посмотрел на меня так, словно я сказала нечто досадное, неприятное, но давно уже ему известное. Не так, как смотрят на наглого лжеца. Нет, он не допрашивал Андре. Трену позвонил мне первой, не знаю уж, почему. Хотя, если вдуматься, я всего лишь туристка без роду и племени, и вызвать меня на разговор в полицию – плевое дело, никаких последствий. Другое дело – Андре Робен, сын именитой французской аристократки, известный пластический хирург, имеющий в родных братьях знаменитого адвоката. Тут простым звонком не отделаешься. Поэтому-то Трену и кривится, стоит мне только упомянуть о месье Робене. Он спит и видит, как убрать это дело в стол. Значит, я могу успеть поговорить с Андре раньше, чем эта ходячая каланча. И я не хочу даже думать о том, почему это делаю.
– Спросим, не волнуйтесь. Так где он может быть, как вы думаете? – поинтересовался Трену.
– Кто?
– Сережа! – пожал плечами комиссар, и я с трудом сдержалась, чтобы не выдохнуть с облегчением.
– Я звонила в Москву, причем много раз, но он там не появлялся.
– Думаете, если бы ваш парень пересек границу, я сейчас сидел бы тут с вами?
– И представить себе не могу, где он может быть. Тут, в Париже, у него никого нет.
– Кто-то есть, значит.
– О чем вы? – я прикусила губу. – Сережа приехал сюда спонтанно!
– Вы так думаете, Даша? – Трену говорил со мной как с ребенком. – На выходные?
– Уверена, – ответила я тоном оскорбленной невинности.
– И что? Вот вы, к примеру, говорите, что приехали в Париж, чтобы помогать маме. Приехали, заметьте, по туристической визе, которая исключает возможность работы. А ваша мама сейчас где? На киносъемках! Что в этом логичного, кроме грубого нарушения нашего визового законодательства?