Сильно перебравший Порядин приволок невменяемого Максима к ночи. Пока Вера снимала с мужа костюм (жалко – новый), Андрей развалился в кресле и захрапел. Она попыталась растолкать – бесполезно. Тогда Вера вызвала такси и, прыснув водой Андрею в лицо, закричала:
– Езжай! Езжай домой, пожалей жену!
Едва он закрыл за собой дверь, раздался телефонный звонок.
– Мой муж у тебя-а-а? – навзрыд заплакала Ирина в трубку.
– Не нервничай, поехал уже, – сказала Вера.
Отстраненно подумала: вот жизнь! Свела людей, перепутала, замутила какой-то параллелепипед вместо заурядного «треугольника». Физики-математики, ё-мое…
В седьмом классе поселковой школы Вера списывала домашние задания по физике у одноклассника, которого тоже звали Андреем. Он проверял по Вериным тетрадкам свою грамматику. Иногда они дрались. Вера била его учебниками, он дергал ее за косу. Маленькие стычки не причиняли им физической боли, но пульс незнакомого томления горячил пальцы обоих. Мальчик нежно, будто невзначай, касался руки Веры. Она отдергивала руку, а вечером целовала запястье с мыслью о нем. Аморфная мысль волновала своей недосказанностью. Учились вместе всего полгода, затем семья мальчика переехала в город, и следы затерялись.
Фамилию одноклассника Вера забыла. Что-то птичье. Воробьев, Скворцов… Соколов? Перебирая названия птиц, она уснула в кресле, где другой Андрей полчаса назад лепетал ее имя.
Вера не сумела противостоять расспросам свекрови, проговорилась о последствиях ресторанного торжества. Раиса Павловна, чьи некогда активные житейские позиции дегенерировали в узконаправленный интерес к напастям невестки, все еще была полна решимости воспитать в ней стойкость к периодическим кульбитам мужа.
– Эпи-зод, – выудила из зыбкой памяти сложное слово, – это эпи-зод, Ве-ра! – и, взглянув на раскрытую аптечку, ассоциативно извлекла с ее помощью вполне вразумительную метафору: – Залепи лейко-плас-тырем, доро-гая. Скоро пройдет.
Вера так и делала. Залепив очередную рану лейкопластырем выносливости, на корню рубила желание узнать об «эпизодах» больше. Пусть кто угодно, хоть снова Ирина, пусть гульнувший муж сочиняет легенды о командировках – Вере плевать. Ни его, ни себя не унижала дотошными расспросами. Должен же быть у большого ученого, человека увлекающегося, какой-то изъян!..
Ценя снисходительное отношение Веры к его мужским слабостям, Максим всегда возвращался домой. Жена – гавань надежная. Проверенная гавань – плывите дальше, маленькие, манящие, красивые кораблики. Мимо, мимо…
Между тем здоровье свекрови ухудшилось. Прекратились прогулки, затем «чтение» и записи в дневник. Лечь в больницу категорически отказалась:
– Дома хочу уме-реть.
Преодолев в себе отвращение к больному воздуху в квартире матери, Максим взял отпуск и зачастил к ней вместо Веры. При сыне Раиса Павловна и скончалась в ясном сознании. Перед смертью, утверждал он, рассудок ее внезапно просветлел, они так хорошо поговорили, успели попрощаться…
Зрелище рыдающего мужа потрясло