Сначала он хорохорился, Настю печальную по этому поводу подбадривал, орал:
– Прорвемся!
Работу начал искать тогда, когда этим уже бессмысленно было заниматься вообще. Нет, работы хватало, но не такой, какую хотелось Волкову. Он ведь не просто дизайнер, не просто кубики складывать научился, он – художник!
– Я – художник! – говорил о себе Никита с гордостью и воздевал указательный палец к небу.
Что правда, то правда: он действительно был художником, и то, что он придумывал в их студии, заказчики принимали на «ура!», и под большинством этих самых удачных проектов стояла его, Никиты Волкова подпись.
И он наивно полагал, что найдет работу не хуже. А оказалось – не найти никакой. То, что предлагали в службе занятости, он отметал сразу. Да и не верил, что не сможет найти что-то приличное.
– Да у меня друзей полгорода! – орал Волков. – Да они все мне должны-обязаны!…
Через пару недель, когда Никита понял, что ничего по сердцу ему не найти, а половина друзей оказалась в таком же плачевном положении, как и он сам, на него навалилась депрессия, которую он взялся лечить старым русским народным способом.
Сделав с утра пару звонков, Никита находил таких же страждущих, как и он сам, договаривался о встрече, и быстро исчезал из дома. Насте говорил, что «вроде, что-то наклевывается». И вечером являлся таким, что у Насти только и хватало сил спросить его:
– Ну, что, «наклевался»?!
Утром Никита винился, клялся детьми и божился родной мамой, что больше «ни-ни».
– Маму только не поминай, ладно?! – морщилась, как от головной боли, Настя. – Не буди лихо, покуда тихо.
Клара Даниловна – Настина свекровь, – на зиму уехала жить к сестре в деревню под Псков. Пообещала приезжать на праздники, но Настя надеялась, что она поленится ехать, и еще пожадничает – пожалеет денег на билеты до Питера.
Но у Клары Даниловны был нюх, и она в один из дней позвонила, и объявила, что приехала из деревни.
Дело было вечером. Никита только-только добрался до дивана после очередного «поиска работы», но вытянуться и вздремнуть он не успел. Мама пожаловала с разборками. Голос сынка по телефону ей не понравился, и уже через два часа она гремела в квартире Насти и Никиты, обвиняя во всех смертных грехах, что приключились «с ребенком», с ее ненаглядным «Никитосиком», «нерадивую Настю».
Настя, конечно, возразила, и достаточно резко, но Клара Даниловна осталась при своем мнении.
– Ну, какая ты жена? Какая?! Ты посмотри: у тебя муж голодным спать лег!
– Борщ в холодильнике, – устало сказала Настя, и ушла в ванную. Она пахала на двух работах, и ей было не до Клары Даниловны с ее замечаниями.
Когда она вышла из ванной,