Государственные преступления в уголовном праве России в XX веке. Историко-правовые очерки. Александр Иванович Чучаев

Например, в обращении Наркома по министерству почт и телеграфов от 9 ноября 1917 г. «О борьбе с саботажем высших почтово-телеграфных чиновников»[50], не только само название свидетельствует об этом, но и в тексте указывается на то, что так называемые инициативные группы, в начале революции взявшие на себя управленческие функции, превратились в органы саботажа. Они саботируют не только власть, но и меры, необходимые для улучшения материального положения низших чинов. Вместе с тем А. А. Герцензон прав, утверждая, что указанные обращения «обрисовывают саботаж как специфический вид контрреволюции. …Саботаж исторически явился первой формой контрреволюционных преступлений после победы Октября; естественно, что и первые декреты советской власти в области уголовного законодательства были направлены на борьбу с этим видом контрреволюции. Борьба с контрреволюционным саботажем была сформулирована в общеполитической форме, в виде призыва к трудящимся объединиться вокруг советской власти вести непосредственную борьбу с саботажниками»[51].

      Нормативные акты позволяют выделить признаки саботажа, относящиеся к деянию, субъективной стороне и субъекту преступления. Деяние характеризуется неисполнением служебных обязанностей, невыполнением декретов и приказов; субъективная сторона предполагает умышленную форму вины и специальную цель – так называемую контрреволюционную цель подрыва советской власти и завоеваний Октябрьской революции. Субъектом преступления признавался враг народа, враг народовластия, капиталисты и их прислужники. «Конечно, говорить о “составе преступления” в данном случае можно лишь относительно, но важно здесь подчеркнуть, что эти декреты советской власти в дальнейшем послужили основой для ряда обобщений законодательного порядка, а впоследствии уже были восприняты и Уголовным кодексом РСФСР в редакции 1922 г.»[52].

      Дискредитирование власти предполагало сообщение, распространение или разглашение явно ложных или непроверенных слухов в печати, публичных собраниях или публичном месте, которые могли вызвать общественную панику, посеять недовольство или недоверие к советской власти или отдельным ее представителям, умышленно или по неосторожности умалять советскую власть в глазах населения. «В такой конструктивно весьма сложной форме циркуляр кассационного отдела ВЦИК пытался обрисовать особые формы контрреволюционной агитации и пропаганды, прямо и явно ненаправленные против пролетарской диктатуры, но объективно способствующих подрыву мощи социалистического государства»[53].

      Данное преступление следовало отличать от нареканий, клеветнических и иных измышлений, оскорблений словом, в печати или действием отдельных членов и представителей местных или центральных властей, или отдельных ее представителей в том или ином советском учреждении, если оскорбления или измышления были направлены против конкретных лиц, а не учреждений в целом или его работников. Кроме