До крови уколов палец об острый уголок замка, шепчу отпирающее заклинание, и крышка поднимается сама. Под одеждой и тетрадями, на дне сундука, две шкатулки. Одна хранит двадцать пять златников, хотя бы еще столько мне нужно собрать к концу весны, к празднику Расцвета великой Ма, орохорской богини жизни и смерти. Другая шкатулка, почтовая, принимает магические послания, но только от одного человека, и вестей от него я жду с нетерпением и страхом.
Вот и сейчас, спрятав заработанные монеты, открываю ее в надежде получить письмо с доброй вестью. Пусто. Дядя Энтоль, дальний родственник отца, как и я веривший в милосердие Создателя, ничем меня сегодня не радует. Впрочем, и не огорчает тоже.
Остаток дня тонет в привычных заботах: готовка, стирка, выполнение домашних заданий…
Засыпаю с мыслью о родных, и они мне снятся. Улыбающаяся мама сама делает мне прическу, вплетая живые цветы. Рассеянный отец, погруженный в мысли об очередном эксперименте, входит в мою спальню. На кончике носа сползшие очки, в руках два бархатных футляра, неизменная записная книжка оттопыривает карман камзола. Поцеловав маму, а затем и меня в висок, молча вручает подарки и уходит. Он торопится в лабораторию, забыв, что пора собираться на бал дебютанток. Мама смеется, говоря, что ее муж верен себе, обижаться на него глупо, все равно не заметит. В коробочках обнаруживаем удивительной красоты гарнитуры: мамин из платины и черных бриллиантов, мой из золота и аметистов…
Просыпаюсь со слезами на глазах. Сон – порождение моей фантазии, я так и не попала на свой первый бал, а футляр с изящными серьгами, браслетом и колье с лиловыми камешками папа вручил перед отъездом в Ирдию, наказав открыть его в день моего рождения.
Увы, исполнить просьбу не удалось. Гарнитур я продала, когда сбежала из дома тетки. Ювелир, изготовивший его по эскизам отца, вернул всего лишь полсуммы – четырнадцать златников. Я не обиделась, понимая, что он рисковал, имея дело с беглянкой, которую полагалось сдать страже.
Серое утро понедельника рисует морозные узоры на окнах. Иней сединой лежит на ветвях печально-черных деревьев. Зима в Вышеграде не всегда сурова, и пока можно благодарить Создателя за хорошую погоду.
Улыбаясь солнечным лучикам, настойчиво пробивающимся сквозь грузные тучи, иду по двору ВАМП. До начала первого занятия больше часа, в библиотеке сейчас студентов нет, можно особо не спешить. Словарь по орохорскому, взятый на прошлой неделе, неудобен: транскрипция дается только к сложным в произношении словам. Для студентов второго курса, с которого начинают учить язык степняков, это, может, и приемлемо, ведь всегда можно обратиться к искуснику за помощью, но не для меня, самоучки. А изъясняться с четырехрукими придется уже на празднике Расцвета великой Ма: вожди не уважают чужаков, которые высказывают свои просьбы через переводчика. Надеюсь, библиотекарь подберет мне что-то более легкое.
– Близард! – окликают позади. – Близард,