Деклан чуть более резким движением, чем нужно, взял Эшли за руку, торопясь отвлечь ее от происходившего, и шагнул в сторону выхода.
– Деклан… – произнес Ганси.
– Не надо никаких увещеваний, – предупредил Деклан. Он поспешно увел Эшли на крохотную лестничную площадку и вниз по лестнице. Адаму все же удалось услышать начало действий по возвращению утраченных позиций: «У него серьезные проблемы, я ведь говорил тебе, помнишь, я специально хотел подгадать время, когда его не будет, ведь именно он нашел папу, из-за этого у него с нервами плохо, лучше пойдем, закусим дарами моря, как ты смотришь на то, чтобы угоститься лобстером? Идем?»
Как только входная дверь закрылась, Ганси сказал:
– Ну, ты даешь, Ронан!
На лице Ронана все еще сохранялось возмущенное выражение. Его кодекс чести не допускал неверности и случайных связей. Не то чтобы он вел с этими вещами непримиримую борьбу, просто он не мог их понять.
– Он бабник. Но ты вовсе не обязан возиться с этой проблемой, – сказал Ганси. По мнению Адама, сам Ронан представлял собой изрядную проблему, с которой вовсе не обязательно было возиться Ганси, но об этом у них уже был спор прежде.
Ронан высоко вскинул бровь, казавшуюся острой, как бритва.
Ганси громко захлопнул ежедневник.
– На меня такие штуки не действуют. К тебе и Деклану она не имеет никакого отношения. – Он произнес «к тебе и Деклану», как будто речь шла о материальном предмете, который можно поднять и осмотреть со всех сторон. – Ты плохо поступил с ней. И всех нас выставил в дурном свете.
Ронан казался пристыженным, но Адам знал, что это лишь маска. Ронан нисколько не стыдился своего поведения, он лишь сожалел, что при этом присутствовал Ганси. Отношения, сложившиеся между братьями Линч, были настолько темны, что в их тени чьи бы то ни было еще чувства казались ерундой.
Но Ганси наверняка знал это не хуже Адама. Он несколько раз провел большим пальцем по нижней губе – эту привычку он, похоже, не замечал за собой, а Адам не считал нужным указывать на нее, – и, поймав взгляд Адама, сказал:
– Христос! Теперь я чувствую себя грязным. Знаете что? Пошли к «Нино». Возьмем пиццу, я позвоню ясновидящим, и весь этот богом проклятый мир встанет на свое место.
Потому-то Адам и прощал ту поверхностную, лощеную ипостась Ганси, с которой познакомился раньше. Благодаря своим деньгам, своей прославленной фамилии, благодаря своей обаятельной улыбке и непринужденному смеху, благодаря тому, что он доброжелательно относился к людям и (хотя он и опасался обратного) они любили его за это, Ганси мог заиметь любых друзей, каких ему захотелось бы. Однако он выбрал лишь троих, тех, которые по трем разным причинам должны были бы остаться вовсе без друзей.
– Я не пойду, – сказал Ноа.
– Тебе еще не надоело сидеть в одиночестве? –