Из ее редких скупых ответов врач давно заключил, что никакая она не раба, рожденная в неволе. Зачем было так над ней издеваться – поставить это клеймо, не имеющее к ней никакого отношения, он понимал, и находил это чудовищным. Так она подскочила в цене. Мало того, что у нее и так отняли жизнь, выкрав эту девушку в расцвете лет из привычной среды, поставив крест на ее будущем, лишив настоящего, так они еще и украли ее прошлое! Воспользовались амнезией и подсунули ей чужую судьбу, жизнь животного. Это с ее-то харизмой, это с ее-то неуемной энергией, полетом мысли и живой душой! Да, пора Генриху брать в штат психолога, чтобы как-то фильтровать и упорядочивать такие действия, а то действуют, как мясники, ей-богу – оттяпали половину жизни, присобачили чужой хвост, и назвали своим творением. Жутко.
Как он устал от всего этого, насмотрелся, наслушался, накушался. Только вот на пенсию здесь не уходят. Судьба у него такая – до конца своих дней лечить физические болячки у кровоточащих душ. И хорошо, если дадут доработать до глубокой старости, а ну как в расход пустят? Вот как только найдут человека его квалификации, так и пустят, не пожалеют.
Свои-то души испортили и развратили, так на другие им и подавно плевать…
После визитов к этой странной девушке доктор всегда уходил очень взволнованным, и долго приходил в себя, куря сигарету за сигаретой. Но что он мог ей дать, чем помочь? Ничем. Ей уже никто не поможет.
Старый доктор прекрасно понимал, какие виды имеет на нее Генрих, и внутренне содрогался. Он кое-что знал, кое-что видел, и мысль, что вот эту птичку ждет та же участь, заставляла его горько вздыхать и класть под язык валидол, когда пульс зашкаливал, и в груди теснило и кололо.
Каждый день врач проводил тщательный осмотр своей любимой пациентки, измерял давление, проверял, как заживает спина, ревностно следил за тем, насколько правильно и грамотно Лариса смазывает Семерке спину, изучал рубцы, то хмурясь, то согласно кивая седой головой.
В целом, результатами он был доволен. Во всяком случае, гнев хозяина ему не грозил, это определенно. Но во что грозило самой бедной девочке… об этом было лучше не думать.
В такие моменты мужчина начинал ненавидеть свою работу: приводить в чувство жертву, чтобы продлить ее агонию, доставляя тем самым удовольствие ее палачу. И сейчас он чувствовал себя предателем, получая благодарные улыбки ни о чем не подозревающей девушки, в то время как он пытался поправить ее здоровье лишь для одной цели – чтобы кому-то можно было ее убить, извести, уничтожить.
В целом присутствие в доме невольницы на правах гостьи шокировало домочадцев Генриха, но его неоспоримый авторитет и главенство