– Мой ученик! – с вполне законной гордостью сообщил им Кудрявцев и повернулся к арабам, терпеливо дожидавшимся своей очереди.
Впрочем, повернулся он достаточно медленно, чтобы заметить, как чувство неверия сменяется на лице израильтянки искренним изумлением, а затем и восхищением. Однако он не дал выплеснуться эмоциям. Командирским, а потому не допускающим никаких отклонений от генеральной линии партии тоном он начал опрос остатков арабского анклава. Малыш успел уже вместе со своим новым раненым другом оббежать весь лагерь и сунуть нос во все углы, за исключением огромного казана с пловом. То ли потому, что тот был под неусыпным надзором арабских девушек, то ли из-за огненно-горячей крышки, которой была накрыта посудина. Теперь он безмолвно доложил – да, эти пять человек все, что осталось от целой толпы сирийских арабов.
Командир даже скрипнул зубами – какой-то сумасшедший ублюдок за минуты уничтожил почти всех представителей целого народа!
Разговор шел ни шатко ни валко – попробуй быстро договориться посредством двойного перевода – пока, наконец, Александр едва не хлопнул себя по лбу:
– Бейла, – обратился он к израильтянке на вполне приличном языке жителей Туманного Альбиона, – а ты говоришь по-английски?
– Естественно! – удивилась девушка на английском почти так же чисто, – у нас практически каждый понимает его.
Оксана молча кивнула. Оказалось, что на этом языке межнационального общения вполне сносно говорят обе девушки-арабки, худо-бедно понимает парень, а мальчишка удивил не только английским, но и исковерканным русским, поочередно спев первые куплеты «У солдата выходной», «Солдатушки, бравы ребятушки» и почему-то «Черный ворон».
Как оказалось, мать Башара («Как великого Асада», – похвалился он, – а по-русски Боря») служила вольнонаемной в Тартусе; каким образом они вдвоем оказались тут, мальчишка не знал, только запомнил, как мать – какая-то помолодевшая, но страшно испуганная, с нечеловеческой силой запихнула его под бетонную плиту, а сама куда-то делась Он только сейчас начал оглядываться, словно пытаясь найти родительницу, но сосредоточиться ему не дала та самая белокурая девушка (бабушка), схватившая мальчика в объятия и увлекшая куда-то за стену; она явно пыталась отвлечь его.
Парень, все также прижимавший к себе девочку, оказался пастухом, угодившим в песчаную бурю с пятеркой коз, двумя верблюдицами («Ага, – удовлетворенно кивнул подполковник, – все-таки девочки») и внучкой Шазодой. Пустыню старый шестидесятилетний пастух Хашимулло, ненужный никому кроме внучки, собаки и остальных животных, не боялся; песчаную бурю переживал не раз. Вот и теперь он несколько часов пролежал в общей тесной куче, накрыв все свое семейство (стадо?) куском старого брезента. Когда же буря внезапно закончилась и они дружно встали, стряхивая с себя вместе с брезентом килограммы песка, прямо перед