– Как без ноги? – поразился опять первым Никитин.
– Вот так, – отвечал совершенно будничным тоном сержант, – я ведь совсем немного до дембеля не дотянул. Водилой был – конвои водили по горным перевалам. Ну и нарвались на засаду. Не, отбились. Только ногу оставил. Не там конечно, в госпитале. Получил вместо ноги звездочку на грудь – и вперед, на гражданку…
– Орден Красной звезды, – негромко пояснил Кудрявцев.
А Володин продолжил:
– Сначала ходил, хромал… как по башке стукнутый. Потом ничего, притерпелся. Опять же почет, уважение. На работу взяли – в горком комсомола. На пионерские собрания приглашали. На тои – праздники узбекские так называются. Там плов и научился готовить. Даже жениться хотел. Я хотел. А девчонки не хотели. Потом все кончилось. Союз кончился; жизнь моя – военного пенсионера – кончилась; вообще Холодов Юрий Михайлович кончился. Запил по-черному. Не помню даже, как в Красноярске оказался…
Оксана дернулась было – земляк все-таки, но остановила себя – Красноярск бомжа Холодова и Красноярск школьницы Оксаны Гольдберг были совершенно разными городами; они были разными планетами, или даже вселенными.
Закончил Холодов свой рассказ так же буднично, без надрыва:
– Последнее, что помню – иду вечером через пустырь. Все ископано, трубы какие-то валяются. Стройка, наверное. И пацаны собак выгуливают. Кто-то видать своего зверя и спустил. Свистят, хохочут. А на меня целая свора. Куда я от них на одной ноге. Вот я в трубу и сиганул. А этот зверь за мной. И те две следом. Ну а уж из трубы я на двух ногах вылез.
– Так это же тебе повезло, земеля, – уже совсем весело порадовался за сержанта Никитин, – теперь точно все девки твои! Хочешь – русскую, хочешь – еврейскую. Щас освободим девчат – выбирай самую красивую. А там еще и арабки наверное есть, а, командир?
– Есть-есть, – кивнул подполковник, прислушиваясь к чему-то, – тихо! Всем стоять!
Он бесшумно скользнул вперед; следом, опоздав на мгновенье, ринулся алабай.
Холодов сделал по инерции шаг вперед, поднимая рукой автомат. Однако он даже не успел прицелиться в зверя, внезапно выпрыгнувшего на середину тропы метрах в десяти от первой шеренги. Жесткая ладонь командира остановила порыв сержанта.
– Не стрелять, – прошипел ему в ухо подполковник, и шагнул вперед, вместе с Малышом, останавливаясь перед зверем так, что Оксане было прекрасно видно, как он направил вперед руки – правую, в котором был зажат пистолет и левую, вооруженную ножом с большим темным лезвием. Оба – человек и собака – были грозными бойцами, но зверь перед ними был неизмеримо сильнее. Напоминавший формой туловища и грацией какую-то дикую кошку (леопарда, ягуара?) он медленно, с явным наслаждением зевнул, показав всем огромную пасть, полную белоснежных зубов длиной с палец.
До сего