– Ты мне льстишь.
– Считай, как знаешь, но уходящие в побег агенты бывают очень изобретательны, и всех предыдущих беглецов мы вычисляли только с помощью кураторов-психологов. Кстати, упустил одну странную деталь. Каманин зачем-то оставил на столе у Курта плюшевого зайца, – директор по безопасности вспомнил свой сон и внутренне поёжился.– Мне кажется, что это какая-то угроза или предупреждение.
Воронцов вышел в соседнюю комнату и через несколько секунд вернулся, держа за уши плюшевую игрушку. Глаза зайца, раскрашенные красным фломастером, действительно выглядели угрожающе.
– Это не заяц, это кролик, – поправил своего друга Лёня.
– А чем кролик отличается от зайца? – язвительно поинтересовался Воронцов.
– Не знаю, – безразлично пожал плечами Ивлев.
– Тогда почему ты решил, что это кролик?
– Потому что это кролик…
– Ну, кролик, так кролик, – так же безразлично согласился Воронцов и поставил игрушку на стол.– Так ты согласен стать моим напарником? Максимум на две недели.
– Мне надо посоветоваться с семьей.
– Это исключено. Дело совершенно секретное.
– Ладно, уговорил. Наливай! – решительно махнул рукой Лёня – трагическая и неожиданная смерть Курта Малера зацепила его за живое.
Воронцов разлил по рюмкам коньяк и, подражая знаменитому персонажу Булдакова, произнёс:
– Ну, за сотрудничество!
Лёня Ивлев поднёс рюмку ко рту, но вместо того, чтобы выпить, посмотрел на стоявшую посреди стола игрушку и неожиданно спросил:
– Так, как говоришь, звали вашего гениального микробиолога?
– Дмитрий Крольчевский.
– А где он сейчас?
– Понятия не имею. Наверно, окончательно спился. Основным препаратом, который Крольчевский выписывал для своих опытов, был этиловый спирт. И в середине девяностых его уволили за беспробудное пьянство.
– А как же он в таком состоянии проводил свои эксперименты?
– Нормально. Голова у него варила хорошо. Просто у нас учебное заведение, и Крольчевского уволили, чтобы он не смущал своим видом и поведением наших школяров.
– Его можно найти?
– Если он жив и не бомжует, то без проблем. Ты думаешь?
– Белый заяц с красными глазами – это Крольчевский, – утвердительно кивнул головой Лёня Ивлев.
– Этого не может быть! – безапелляционно возразил Воронцов.
– Почему?
– Потому что, сам Каманин ничего не знал о проведённом над ним опыте. Он думал, что его собачье обоняние – это результат какого-то генетического сбоя. Эксперимент с вакциной обоняния не был согласован наверху. О нём знали только Курт, я, главврач нашей школы и начальник сорок шестого спецотдела.
– Значит,