Глава 5
– Следовательно, преобразуем это вот так, затем… Ты куда смотришь? – спросила Татьяна, уподобляясь строгой учительнице.
– Весна. Сирень цветет, – беззаботно ответил Макс…
– Тебе надо алгебру…
– Да сто лет мне не нужна алгебра эта!
– Так мне уйти?
– Но я же про алгебру, а не про тебя.
– Макс, будь посерьезнее. Ты не передумал насчет летного?
– Нет, конечно.
– А там математику сдавать придется.
– Да знаю я. Но мне это неинтересно. Понимаешь, – решил он приоткрыться. – Я знаю алгебру. Прочитал этот учебник, потом тот, что ты мне давала, и все понял.
– Прочитал и понял? Молодец, – иронично похвалила девушка. – Но решать же все равно надо.
– Я и решаю. В уме.
– Это как?
– Ну, не знаю. Приходит ответ и все.
– Не дурачься. Скажи, что не хочешь заниматься…
– А если это правда, пойдем гулять на дамбу? Там сейчас так соловьи поют…
– Ты мне зубы соловьями не заговаривай. На дамбу… Ну ладно… Вот эта задача. Решай.
– Нет, ты скажи, пойдем?
Татьяна отложила сборник задач и внимательно, как-то по-новому, оценивающе взглянула на юношу.
Для понимания сути разговора следует знать, что в военном городке, где царили строгие нравы, даже простая прогулка детей порой вызывала разговоры. Поэтому и гуляли в основном компаниями. А прогулка за пределы городка – на высокую дамбу горной реки с густо заросшей кустами поймой – означала новое развитие отношений. Хотя, к чести таких гуляющих следует сказать, что в их возрасте и прогулки на речку были именно прогулками без каких бы то ни было вольностей. Ну, почти без никаких. Поэтому и рассматривала сейчас Татьяна своего подопечного, позволившего предложить такое пари. Вообще-то он стал ничего. Сейчас, когда похудел и вытянулся… Одна девчонка из их класса еще раньше признавалась в их кругу, что Максвелл ей интересен. А что будет теперь… Пожалуй, такое пари можно и заключить. Как весьма вероятное согласие при очень нереальных условиях.
Максим тем временем тоже рассматривал Татьяну. Она подросла за зиму, стала более стройной и гибкой, чем-то напоминала тянущуюся к солнечному свету березку. Татарская кровь отца давала о себе знать чуть раскосыми глазами и узким носом, но это только придавало ей красоты. Максу вдруг захотелось погладить ее волнистые волосы. Не осмелившись на такой поступок, он мысленно погладил Рыжика – их домашнего жирнющего хомяка, сейчас почивающего на коленях у Татьяны. Соскучившийся по ласке зверек умильно закатил свои глаза-бусинки. Затем озабоченно осмотрелся. Максим успел еще на расстоянии почувствовать пушистость его шерстки, когда испуганный невидимыми руками Рыжик съехал с коленей