В 1702 году центральная власть запретила донцам ловить рыбу на Дону близ крепости Азов, на всём протяжении Нижнего и Среднего Дона вплоть до устья реки Северский Донец, а также «на море Азовском и по запольным рекам». Безумие этого указа, грозящего взорвать Дон буквально во всенародном восстании, вскоре стало ясно даже в Петербурге. Указ был не отменён, а, по российскому обычаю, заболтан – обставлен множеством мелких уступок и послаблений. Но общее давление на донское казачество продолжалось. Тяжкие и импульсивные, подчас кровавые реформы, которые Пётр I обрушил на Россию, вызвали невероятно большой исход великорусского населения на казацкие земли. Как пишет современный историк А. С. Козлов, «В донские степи приходили крестьяне и дворовые люди, посадские жители, солдаты и всякие работные люди из южных городов России. На Дону искали спасение от корабельного строенья и рекрутских наборов, от крепостных и городовых работ». Этнические казаки на определённом этапе были заинтересованы в этом приходе на Дон новой рабочей силы. «Новопришлые» люди на протяжении семи лет не могли и думать о приобретении прав «старых», то есть этнических, казаков. Они посылались варить соль на казацких солеварнях, косили траву в интересах казацких семей, их принявших, занимались земледелием, работали на пасеках.
Но царь не хотел примириться с повальным бегством из России на Донец и Дон. Он считал беглецов своими подданными и «работными людьми», в которых всегда чувствовался недостаток. К тому же, к казакам уходили многие русские старообрядцы. На Дону видели в них стойкое пополнение и братьев если не по крови, то по старой вере. Царь требовал их возвращения, а Круги не хотели нарушать древнее обыкновение «С Дона выдачи нет!». Постулат казацкой вольницы «С Дона выдачи нет!» был ценен для этнических казаков не только в материальном, но и в определяющей мере в мировоззренческом аспекте, как подтверждение незыблемости казацкого национального суверенитета. Английский дипломат ХVII века Чарльз Уитворт в своих воспоминаниях