– Аппаратура исправна?
– Скорее да, чем нет. И с записью никто не колдовал, это точно. Просто не было на это времени. Шапку-невидимку я исключаю, как неуместную сейчас фантазию, так что…
– Поехали к киоску…
Но ни осмотр киоска, ни беседа с очередными коллегами, изучавшими обстоятельства взлома, не дали новых зацепок. Колпаков специально сходил, постоял на том месте, где, если верить записи, исчез преступник, но никаких люков, куда бы он мог спрыгнуть, не увидел.
И тени там действительно не было.
Короче говоря, картина не вырисовывалась. В руках у сыщиков по-прежнему имелся только набор красок и холст.
Откуда взялся человек в форме НКВД – неясно.
Как он сумел за столь короткое время уговорить господина Наскального чистосердечно признаться в преступлениях – неясно. В смысле, догадки есть, но и только.
Зачем взломал киоск – неясно… Ну, не ради вчерашних газет, правда?
Куда делся потом – неясно.
– Мне бы запись на приличном компьютере посмотреть, – пробормотал Зябликов, когда они сели в служебную машину. – Особенно тот момент, когда этот… типа… наш коллега вдруг исчезает.
– Давай пока о нашем коллеге, как ты выразился, не будем? – неожиданно предложил Колпаков. – Начальству о форме одежды доложим, но на словах. А в рапорте пока не отметим. И журналистам – особенно.
– Чтобы не нагнетать?
– Вроде того.
– Но начальству доложим? – уточнил Зябликов, не желающий быть причастным к утаиванию улик.
– Обязательно, – серьезно подтвердил майор. – И я думаю, что начальство нас поймет.
1926 год, Алтай – Ново-Сибирск, привокзальная площадь.
«И случилось вторжение племен в царство Шамбалы, и сделалась она невидимой для глаз и чувств, ибо есть нечто большее в том царстве, чем во всем подлунном мире…»
Отрывок из древнего текста всплыл в памяти, словно объясняя ламе Церингу, для чего он сделал то, что сделал. Впрочем, к чему объяснения? О том, что драгоценный Чинтамани ни в коем случае не должен угодить в лапы нелюдей, знали все Хранители Сокровища. Это правило впитывалось в их естество, становилось сутью, и всегда, на протяжении всех жизней всех Хранителей, боролось только с одним желанием: отыскать путь в Шамбалу.
Кто-то оставался тверд и запрещал себе даже мечтать о загадочном царстве. Кто-то до самой смерти мучился, разрываясь между желанием и долгом. А кто-то говорил: «Я буду осторожен!» – и с головой окунался в поиски таинственных врат, скрытых от глаз и чувств…
Церинг был из числа последних.
Он знал, что никто из Хранителей, рискнувших начать Поиск, не умер своей смертью, но все равно пошел на риск. Не успокаивал себя бессмысленным: «Я умный, у меня получится!», а честно признался, что неспособен противостоять искушению и готов ко всему.
Получится – он будет счастлив, как никто другой.
Не получится – умрет.
И сегодня ночью он был катастрофически близок к тому, чтобы умереть.
– Кто-нибудь может сказать, что