– «Как тебе нравится самый младший из Бергов?»,
Старику почудилось, что он слышит её шепот у самого своего уха. Это было так явственно, что он ощутил её дыхание и, что совсем поразило его, он почувствовал такой знакомый, оставшийся в памяти навсегда, её запах. Чтобы не открыть глаза, он закрыл их руками. Справился с собой, помолчал, опустив голову.
– Как ты это делаешь? – спросил голосом. Спросил так, будто она живая сидела напротив.
– «Извини. Сама не удержалась. Я тебя спросила о малыше».
– «Герман? Удивительный мальчишка. Мне иногда кажется, что он знает что-то, чего не знаю я. Да-да. Мне, искушенному, повидавшему всякое, именно так и кажется. Может такое быть, Олюшко? Хотя…, что я спрашиваю».
– «Что – может быть? Что он что-то знает? А ты разве с ним встречался? Я что-то такого не припомню».
– «Мне для этого нет необходимости встречаться с ним буквально. Но я часто наблюдаю за ним. И знаешь, меня всегда поражает его форма мышления, его взгляды на многие вещи. Однажды я присутствовал на его разговоре со священником, там, у них на ферме».
– «Это сколько же было малышу?».
– «Малышу было без малого шесть лет».
– «О-о. И что же он такого сказал тому священнику, что ты это помнишь?».
– «Да, это был местный священник. Они сидели одни в гостиной в доме родителей Вари и молчали. Видимо ждали кого-то, потому, что оба поглядывали на лестницу, ведущую на антресоли. И священник спросил, искренне ли Герман верит в Бога. Малыш повернулся к нему с удивленным лицом и молчал. Не детский взгляд у него был. Понимаешь? Священнику видимо стало неловко, и он переспросил, правильно ли его понял Герман.
– А Вы? – вдруг спросил малыш.
– Что – я? Во мне можешь не сомневаться, – и священник погладил висящий на своей груди крест, – но я спросил тебя. Почему ты не отвечаешь прямо? Почему тебя моя вера интересует?
– Вы знаете, я, когда в чем-нибудь сомневаюсь, я тоже дедушку спрашиваю, что он думает по этому поводу. Вот я и думаю, – Герман прищурился, – зачем вы у меня это спросили?
Ты бы видела лицо того священника. Я получил настоящее удовольствие. Герман ведь больше так ничего и не сказал в ответ на вопрос. А священник не стал больше ничего спрашивать. Он только все время косился на малыша и хмурил брови».
Плечи женщины легко вздрогнули, она явно смеялась.
– «Олюшко, не томи, говори, с чем пришла».
– «Хорошо. Я пришла сказать тебе, что мне тоже очень плохо без тебя. Мне давно пора было успокоиться и отстраниться от земной жизни, но вот… Одним словом меня поняли. И тебя тоже, – послала тепло улыбки, – а это значит…, что мы снова встретимся».
Старик как окаменел. Лицо его застыло и он, казалось, напряженно смотрел через сжатые веки. И руки, до этого