И курлычут над ним журавлей голоса,
что летят над полоской несжатого хлеба…
Сегодня Сретенье, а на душе такая грусть!
Сегодня Сретенье, а на душе такая грусть!
Исходит небо вдовьими слезами.
И вновь тревога за Святую Русь,
коварно осажденную врагами.
Над краем бездны оказался Мир,
не успевающий латать прорехи.
Ему не страшно жерло черных дыр,
спасти бы от войны грядущей вехи!
В молитвенных речах – покоя нет.
Повсюду разномыслие и споры.
Найдется ли в туннеле том просвет?
Спасут ли от разрухи разговоры?
Мир – тоньше серебреного стекла,
достаточно неверного движенья-
исчезнет в жуткой бездне навсегда,
забрав с собой историю сраженья.
Но материнский зов Руси Святой
услышан и подхвачен как молитва.
Коль неизбежен с иноземцем бой,
Победой славной завершится битва!
Если успею…
Это не мистика и не фантазия.
Мир отражается – в стиле « сюр».
Нашим мечтам не грозит эвтаназия,
их не спугнет даже хруст купюр.
Думали вверх, по спирали взбираемся,
где ожидает мудрый покой.
В сотый, в десятый ли раз ошибаемся,
с тенью вступая в неравный бой.
Нет ничего в этом мире реальнее,
чем ощущение: «здесь и сейчас».
В нашем «вчера» предпочтенье- молчанию
в переизбытке отглаженных фраз.
Не устаем огорчаться и сетовать
на обстоятельства и суету,
не торопясь гласу Божьему следовать,
в душу пуская одну маяту.
Список потерь возрастает стремительно.
Гибнут, уносятся в небо друзья,
в памяти отблеск оставив пленительный,
вмиг отрешившись от пут бытия.
Что наши планы – о бренном, обыденном,
как не насмешка грядущей судьбы?
Слабые блики в ночном ясновиденье
меркнут под утро от быстрой ходьбы.
Нет у судьбы точных сроков и ракурсов.
Все эфемерно: и радость, и грусть.
Жизнь, как река- и теченьем, и градусом.
Если успею доплыть, разберусь…
Рисунок Марины Черных
Старый цыган мне с порога бормочет…
Старый цыган мне с порога бормочет,
будто подсунуть лихое мне хочет.
Верный мой пес грозно кажет клыки,
гостя незванного встретив в штыки.
Хитрый пришелец привычным обманом
разум мой бедный окутал туманом.
Словно во сне говорила я с ним,
следуя чуждым приказам лихим.
Помню лишь хмурый, придирчивый взор.
Миг и исчез тот цыган, словно вор.
Что отдала, воротить я не в силах,
лишь об одном