Умершие герои и их идеи всегда более живых окутаны пленительным туманом вожделенного мифа, более мистифицированы и авторитетны, чем создающиеся рядом с нами в одном отрезке времени. Несмотря на легендарность исторического портрета, Леонардо да Винчи все же был человеком и заплатил за свой успех самой страшной для живого существа ценой – беспредельным одиночеством. По словам одного из наиболее известных современных исследователей жизни Леонардо да Винчи психолога Эриха Нойманна, мастер «пребывал в таком одиночестве, какого не знал ни один творческий человек вплоть до Ницше». Скорее всего, он даже не предполагал, какого величия и почитания достигнет его преломляющийся сквозь призму столетий образ. Хотя, безусловно, был уверен, что все же будет достойно оценен потомками, несмотря на забвение при жизни. В любом случае, его творчество было результатом бесконечных волевых усилий сознания, а импульсом или идеей – бесспорно, самое острое, непреодолимое и жгучее из всех человеческих желаний – потребность самовыражаться.
Леонардо родился в семье мелкого чиновника небольшого флорентийского городка. Он был внебрачным сыном, что во многом предопределило дальнейшую судьбу художника. Как утверждает Антон Ноймайр в своей книге «Художники в зеркале медицины», будущий великий живописец находился при матери лишь до полутора лет и, перейдя в семью отца, практически навсегда лишился истинной материнской любви, что, без сомнения, осталось тяжелым рубцом на его личной жизни и особенно на его отношении к женщинам.
Леонардо и его отец были очень далеки друг от друга. Будучи, помимо связи с матерью Леонардо, еще четырежды женатым и имея девятерых сыновей и две дочери, отец даже не упомянул Леонардо в завещании. Из-за того что отец не проявлял подлинного интереса к нему, а связь с матерью, скорее всего, также напрочь отсутствовала, Леонардо рос духовно обделенным, слаборазвитым и исключительно замкнутым ребенком с целым комплексом психологических проблем, а тот факт, что он слишком часто был предоставлен самому себе и научился довольствоваться малым, обретая спокойствие лишь далеко в глубинах собственной души в конце концов предопределил его наклонности. Детское воображение воспринимало отторжение как жуткое и необратимое жизненное клеймо, и это навсегда определило глубокую болезненную интроверсию (самоуглубленность) Леонардо и его особую жизнь в себе, которую