– Еще поглядим, – вмешался другой канонир, чернявый, бровастый Гладков. – Может, нарочно его так далёко заводят, а?
– Нарочно али нет, да какое-то это отступление небывалое. Слыханное ли дело, чтобы без настоящей драки уходить так далеко и отдавать всё даром!
– Толкуй еще тут, – прервал разговор старый унтер-офицер. – Начальство-то лучше знает. А то, видно, тебя не спросили, что далее уходим… Ишь, смекалистый…
Среди солдат послышался смех. Сеславин усмехнулся про себя простодушию, но и справедливости простых бойцов. Однако подумал, что это мнение становится и мнением офицерства. Всё русское воинство, не боясь потерять жизнь в жестоком сражении, томится в ожидании решающей битвы. Сеславин же, понимая давно продуманные планы Барклая-де-Толли, был на его стороне.
Через несколько дней армия пришла в Витебск. Солдаты повеселели. У местных торговок и своих маркитантов спрашивали про хмельное. Будто к празднику, готовились к будущему кровопролитному сражению. Заигрывали с местными горожанками, не упуская случая полюбезничать, а то и обнять приглянувшуюся белокурую витебскую бабенку или черноглазую цыганочку из предместья.
И солдаты, и офицеры горели нетерпением удостоверить французов, что мы уходим непобежденными. Каждый понимал опасность, нависшую над родной землей. Никто не задумывался о собственной жизни, но каждый желал погибнуть или потопить в крови врагов унижение, нанесенное русскому войску этой бесконечной ретирадой. Так рассуждало всё русское войско, постепенно охваченное небывалым чувством самоотверженности и патриотизма.
Навстречу наступающему противнику выдвинулся пехотный корпус генерала Остермана-Толстого с несколькими полками кавалерии и конной артиллерией. Сеславин как прежде всего командир конноартиллерийской батареи, а не только адъютант главнокомандующего, принял самое непосредственное и горячее участие в этом бою у местечка Островно. Он был наделен особыми полномочиями. Решено – и по приказанию Барклая, и с согласия Остермана-Толстого – левый фланг отдать под командование Сеславина, а правый – под командование его товарища, тоже адъютанта Барклая, Левенштерна, хладнокровного и отважного офицера.
Французы навалились двумя соединенными корпусами генерала Нансути и генерала Дельзона. И вновь, как роковая и безжалостная буря, примчалась разноплеменная кавалерия Мюрата.
Конная артиллерия Сеславина и Левенштерна, избрав выгодную позицию на возвышенностях, с двух флангов мощно и прицельно принялись обстреливать картечью приближающуюся массу французской пехоты. Остерман-Толстой держал центр обороны, соединяя дружную ружейную пальбу русских пехотных колонн с внезапными вылазками егерей и кавалерии, которая успешно и упорно рубилась с конниками Мюрата. Точные картечные залпы орудий Сеславина опустошали целые эскадроны французов. В клубах порохового