– Фамилия?
– Смирнов.
– Имя-отчество?
– Петр Васильевич.
– Адрес?
– Деревня Ласко́во Митрофановского сельсовета.
– Работаете?
– Да.
– Где, кем?
– Учителем Шумайской начальной школы.
– Ого! – сказал врач и посмотрел на женщину.
– Извините, – обратилась она ко мне, слегка покраснев. – Я, кажется, назвала вас мальчиком.
– Ничего, – ответил я.
Врач окончил осмотр, велел одеваться. Спросил:
– Лет девятнадцать-двадцать. Так?
Хватило секунды, чтобы сообразить: Саша, моя девушка, с 1916 года, и я – её ровесник.
– Да, – ответил, – с 1917 года.
– Я же вижу, – важно заключил доктор.
И мне выдали справку с печатью. Ура-а!
Теперь я радовался всему. Тому, что я – не мальчик, а ровня настоящим парням (в действительности меня таковым и считали, и возрастом никто не интересовался). Тому, что сегодня суббота, и я могу успеть в Тинеи на гулянье. Тому, что, как мне казалось, метрики и паспорт у меня уже в кармане.
Успел даже сфотографироваться на паспорт и пообедать в столовой.
Обратно шел опять босиком. В Тинеи, конечно, успел.
– Покажи-ка справку-то, – попросил наутро папаша, надевая очки. У меня захолонуло в груди – понял, что мой номер не пройдёт. Мгновенно придумал оправдание: врачи определили так, с ними спорить не станешь.
– Ну и дурак, – сказал отец, прочитав справку, и тут же её порвал. – Три года прибавил, а на што, спросить бы. В солдаты скорее сдадут. Запрягай коня и ступай в Дедовичи. Ищи метрики.
Он встал с лавки, обрывки бумаги бросил под веник.
В Дедовичах люди указали нужный дом. Там тоже была очередь. Когда я стоял уже где-то в середине её, приоткрылась дверь и симпатичная девушка спросила:
– Кто может расписаться?
Я как будто ждал этого, сразу вышел из очереди и со словами “я могу, пожалуйста”, прошел за нею в комнату. Никто в очереди не успел и слова сказать. В комнате стояла старуха; за неё-то и надо было расписаться в получении документов. Расписавшись и осмелев, я обратился к девушке:
– Будьте добры, посмотрите заодно и мои метрики, хоть я и доподлинно знаю, что их у вас нет.
Девушка посмотрела мне в глаза и улыбнулась, словно разгадала мои мысли. Мы стояли друг против друга, и я боялся отказа. Вежливое ли обращение подействовало на неё, или мои глаза что-то ей сказали, но она ответила:
– Нате вам книгу и поищите сами.
Она указала стол и стул, и пригласила следующего.
Книга была в толстом кожаном переплете, из лощёной бумаги. Такие книги, стоящие на полке рядами, я видывал только в Киселёвской церкви и думал тогда, что по ним батюшка готовится к службе. Теперь такая книга лежала передо мной. Но в ней были не молитвы, а имена родившихся людей. Книга была написана