Мой отец, Никифор Илларионович Герасимов, окончил медицинский факультет Московского университета, был сельским врачом и писателем, хоть и непризнанным, но, судя по компетентным отзывам, настоящим. Сохранился его неопубликованный роман «О Спящей царевне Философии». Отец знал пять языков. Он был удивительно порядочным и оттого «неудобным» для жизни человеком. Например, он никогда не позволял себе принять гонорар от тяжелобольного пациента. Между прочим, когда мама и папа встретились, она была ровно вдвое моложе его, ей было двадцать четыре года, ему – сорок восемь».
Когда Ларисе было лет семь, большая семья поселилась в Малоярославце. Школьное, пионерское детство будущей поэтессы было благодатным, хотя и нелегким, небеззаботным. В пионерский лагерь Лариса не ездила ни разу, – помогала родителям: Ксения Федоровна работала без отпусков, каждое лето занималась с отстающими учениками всех классов.
В 1935 году накаленная политическая обстановка в стране напомнила о себе арестом обожаемой тети Лены, ее сослали на Соловки, она сидела в Бутырке, на Лубянке, в Юрьеве-Польском и Владимире. Тетя вернулась из заключения в 1940 году. Лариса как раз окончила школу, поступила в Московский государственный университет на заочное отделение биофака и включилась в преподавательскую работу.
В июне 1941 года заочники приехали на очередную сессию. Как раз накануне последнего экзамена была объявлена война с Германией. Москву начали бомбить. Те, кто этого не пережил, позже почему-то говорили, что это были «ненастоящие» бомбежки, но Ларисе так не показалось. В Москве стало страшно жить, курс заочников разбежался. Лариса уехала к своим, в деревню.
Осенью фронт приблизился к Малоярославцу, а директор сельской школы как ни в чем не бывало успокаивал учителей: «Давайте красить парты, готовиться к 1 сентября». Накануне прихода немцев почти весь педагогический состав школы под покровом ночи уехал на последней колхозной машине. А Ксения Федоровна и Лариса не могли бросить больного Никифора Илларионовича, прикованного к постели.
Когда немцы заняли деревню, на полях сражения остались раненые красноармейцы. Кого-то из них перенесли к себе колхозники, кто-то сам добрался до пустующей деревенской избы. Раненых в избе собралось человек двадцать. Наспех перевязанные раны гноились. Ксения Федоровна и Лариса стали делать перевязки, ходили «с сумой» по соседним деревням, собирая пропитание для раненых. Решено было переместить их в школу, стоявшую на пустыре. Им выделили последнюю колхозную лошаденку. Опасная затея привела к тому, что Ларисе пришлось воспользоваться знанием немецкого в чрезвычайной ситуации. Пехотинцы, следовавшие по большаку с обозом, отняли у них возок и сбросили тяжелораненых красноармейцев в грязь. Вместе с председательницей колхоза Лариса разыскала офицера, восседавшего на белом коне, и, плача, путаясь в немецкой речи, заговорила: «Что