Снег в Гефсиманском саду (сборник). Юлия Винер

в чем ей не отказывать. Мать рассказывала, что отец до Мичуринска был «не такой», а веселый, самоуверенный и предприимчивый. Милочке трудно было в это поверить, да сначала ей и было это все равно. А позже, когда она подросла, он стал ей неприятен своей вечной озабоченностью, своим скопидомством, своим полным отсутствием интереса к чему-либо, кроме семьи, своим непрерывным трусливым шипением по поводу соседей, сослуживцев и начальства. Все было не по нем, вечно он всё и всех критиковал, и по ночам Милочка привыкла засыпать под нескончаемый саркастический шепот, несшийся от постели родителей. Мать тоже работала, но не так много, как отец, потому что должна была выхаживать и откармливать Милочку. В этом она находила радость и удовлетворение и была совсем не такая желчная, как отец.

      Милочка была приучена часто и питательно есть, приучена была к тому, что еда ее сильно отличалась от еды родителей – потому что ей было «нужно», – и долго не видела в этом ничего странного. Долго не казалось ей странным и то, что у нее нет подруг, и даже свое нехождение в школу она привыкла считать неизбежным и полезным для себя. Она много читала, слушала радио и смотрела телевизор, знала, что страна, где она живет, огромна, сильна и устроена в общем и целом прекрасно, и была довольна собой и жизнью. Злобная воркотня отца была следствием его скверного характера, на который иногда жаловалась со вздохом и мама, и Милочка по ночам просто зажимала уши подушкой.

      Но к двенадцати годам стало очевидно, что Милочка совершенно здорова, к тому же отец постарел, устал, начал давать меньше частных уроков, больше бывал дома, и Милочка сама запросилась в школу.

      И тут оказалось, что Милочка, умненькая и хорошенькая девочка, мамина и папина радость, вовсе не красавица и не умница, а «бомба», «бочка», «жиртрест», «мясокомбинат», «кушай, детка, кушай, никого не слушай». Училась она с легкостью, сказывались домашние занятия и обильное чтение, но плохо понимала, о чем говорят между собой другие ребята, не знала простейших игр, считалок, популярных песен и анекдотов, не могла разобраться в интригах, в расстановке сил и иерархии своего класса. За неизменно хорошие отметки ее считали выскочкой и показухой, а за все остальное дурой ненормальной. Вдобавок на первом же уроке произошло нечто совершенно для нее тогда непонятное и неожиданное, что надолго подпортило ей отношения со школой и с самой собой.

      Началось все нормально. Учительница, немолодая женщина с седым пучком и с веером симпатичных морщин вокруг глаз, погладила Милочку по голове и посадила рядом с курносым мальчишкой, тоже довольно толстым. Пока учительница разбирала бумаги на столе, Милочка разглядывала соседа.

      – Эй, жирная, чего пялишься? – беззлобно спросил мальчишка.

      – Сам ты жирный, – храбро ответила Милочка.

      – Тебя как зовут, жирная?

      Без всякого дурного предчувствия Милочка ответила:

      – Шмуклер Милочка.

      – Чего? – сказал мальчишка. – Шмукля?

      – Шмук-лер, – с расстановкой произнесла Милочка. – А тебя как?

      – Мук-лер, –