С праздником я поздравила только родню в Сибири, а больше никого. Ближайшим родственникам звонить неохота, не по интернету же им писать.
Новогодних карточек я тоже почти никому не посылал, мне лень. Но едва получаю Ваше письмо, хочется тотчас же ответить; на каждое Ваше предложение имею десяток своих, не успеваю записывать. Даже самому себе не могу объяснить почему. Ведь я по природе молчаливый, не склонный к излияниям, свои мысли и чувства не доверяю даже самым близким. Иногда меня в этом упрекают, и заслуженно.
Я не красноречивый, импровизировать не умею, но, читая Ваши сообщения, открываю в себе такие неожиданные реакции и способности к живому слову, которых никогда не подозревал. Меня все время тянет к компьютеру, чтобы проверить, нет ли письма от Вас, или чтобы написать ответ. И когда по той или иной причине не могу сделать этого, втайне страдаю. Мне смешно самого себя. Пожалуйста, не рассказывайте никому.
Не переживайте, Жан, я никому не скажу. Мне не с кем говорить о Вас.
Жан, а если бы Вы встретили меня в своей реальной жизни, ну, к примеру, я была бы вашей студенткой или пациенткой, Вы так же захотели бы со мной общаться?
Если бы мы встретились в реальной жизни, все произошло бы иначе. Если бы Вы были моей пациенткой, например, то мы бы не общались в обычном смысле слова. Во всяком случае, мы общались бы совсем по-другому.
Пациенты говорят много, я – очень мало. Они рассказывают о том, что приходит им в голову, иногда получается крайне бессвязно. Я же стараюсь толковать их высказывания – если только толковать удаётся.
Я никогда ничего не рассказываю пациентам о себе. Психоаналитик является не собеседником, а своего рода зеркалом. Он возвращает то, что ему говорят, но отражает и другой возможный смысл высказанного.
Студентам я тоже не рассказываю о себе. Мы общаемся лишь касательно предмета обучения. Здесь, наоборот, я говорю много, а они мало – обычно лихорадочно что-то записывают. Кстати, я перестал преподавать в университете, в этом году я буду лишь консультировать студентов, будущих учителей. Мы будем общаться по электронной почте, а в июне я окончательно уволюсь. Народному образованию я посвятил сорок лет своей жизни, хватит.
Лишь только дома я говорю о себе, но очень мало. От этого мне часто бывает неловко. Жена редко разговаривает со мной, хотя утверждает, что хотела бы чаще. Когда возвращаюсь из Крессака, где по нескольку дней живу в своем доме, всегда рассказываю ей о местных новостях и интересуюсь, как у нее дела. Она скупо отвечает. Вы же, наоборот, всегда