Ее губы что-то шептали, но я не услышал ни звука, лишь смотрел в ее расширенные глаза. Она смертельно побледнела, и я еле поборол в себе желание обнять ее и утешить. Она не подпустит меня сейчас и на пушечный выстрел.
– Я убью этих подонков, – тихо проговорил ей я. И, хотя мой голос был тихим, внутри меня уже вовсю бушевал ад, мой личный, собственный ад. Ее глаза блеснули и закрылись, пусть сейчас спасительная темнота и поглотила ее. Мне гораздо важнее было, узнать поверила ли она мне. Поверила ли в то, что больше никогда не причиню ей такую боль. Я не знал…
Я взял ее обмякшую на руки и унес в свою комнату. Я клянусь, я не дам ей сегодня спать одной и видеть кошмары! Я не дам ей возненавидеть меня! Пока еще есть то маленькое чувство под названием любовь у нее ко мне, я не дам этому чувству покинуть ее.
Было уже очень поздно, когда вернулась бабка Тамара, а Лена так и не пришла в себя. Я сидел возле нее, держал ее за руку и не спускал глаз с ее лица.
– По-моему сынок, я зря вас оставила, – удручено изрекла она.
– Нет, не зря, – так же глядя на Лену, произнес я, – Сегодня я многое что выяснил, а она многое, что вспомнила… ей, плохо, и это я виноват. Она уже час без сознания.
Я растерянно оглянулся на бабку Тамару. Она подошла к Лене пощупала пульс, проверила дыхание, и через пару минут тщательного осмотра изрекла:
– Очнется, никуда не денется, – потом посмотрела на меня и сказала, – В общем, я вижу, вы не договорили, я ночевать пойду к Степановне.
– Спасибо вам, – пробормотал я, – Вы действительно необыкновенная, все понимаете.
Она кивнула и удалилась. В три часа ночи у Ленки начался жар, она металась по кровати, то и дело, пытаясь стряхнуть с себя одеяло. Я взял полотенце, намочил его, и заботливо протер ей лицо. Она облегченно вздохнула. Не мешкая больше ни секунды, я раздел ее, и на минуту застыл. Она была так красива, так желанна. Упрямо сжав губы, я начал протирать ее с ног до головы. Ее дыхание было жарким, но уже не таким тяжелым. Через десять минут, после того как я накрыл ее одеялом, я понял, что рано обрадовался симптомам облегчения. Она дрожала как осиновый лист, даже под пуховым одеялом. Я лег рядом с ней и обнял, но ей это мало помогло.
– Проклятье! – процедил я сквозь зубы и, раздевшись донага, скользнул к ней под одеяло. Через несколько минут она перестала дрожать, я же лежал почти без движений, борясь с нахлынувшим вдруг желанием.
Я так соскучился по ней за это время, по ее мягкому животику, полным грудям, по ней всей. Но я боялся лишний раз пошевелиться. А Ленка, как назло закинула на меня ногу и обвила рукой мою грудь. Я не был согласен на такую пытку, и уже было собрался покинуть ее, выпить крепкого чаю и принять ледяной душ, но она внезапно прошептала:
– Нет, не уходи…
Я уставился на нее, в полной темноте мне было сложно рассмотреть,