Теперь о самом охотничьем происшествии.
На второй неделе пути нам встретилась необычайно красивая местность. Почва здесь была влажная, в ущельях между высокими холмами росли густой колючий кустарник и множество деревьев мачабель с освежающими желтыми плодами, внутри которых прятались огромные косточки. Плоды этого дерева – любимое лакомство слонов; о присутствии этих великанов свидетельствовали то и дело попадающиеся на глаза следы их ног и остатки сокрушительных слоновьих трапез – многие деревья были поломаны, а порой и вырваны с корнем.
У подножия холма мы увидели пересохшее русло реки, где, однако, уцелели небольшие водоемы, наполненные прозрачной как хрусталь водой, – сюда, судя по следам, наведывалось множество диких животных. Похожая на парк долина окружала место водопоя; повсюду рощицами росли мимозы с плоскими кронами, а среди молчаливого моря кустарника высились стволы деревьев мачабель с блестящей кожистой листвой.
Едва выйдя на дорогу, образованную руслом реки, мы спугнули стадо жирафов; задрав торчком хвосты, они удалились от нас своей странной волнообразной поступью. И хотя они уже находились на расстоянии, превышающем дальность выстрела, Джон Гуд все же поддался искушению. Он остановился, вскинул ружье и прицелился в молодую самку, последнюю в стаде. По невероятной случайности пуля угодила ей прямо в шею, и жираф полетел кувырком через голову, словно подстреленный на бегу кролик.
– Черт побери! – вскричал капитан. – Ведь я, кажется, попал!
– Да, Бугван! – возбужденно загомонили наши носильщики-кафры.
Они прозвали Джона Гуда «Бугван» («стеклянный глаз») из-за его монокля. С этой минуты капитан считался, по крайней мере среди кафров, отличным стрелком, хотя в действительности это мнение не соответствовало истине. Поэтому всякий раз при очередном промахе Джона мы вспоминали его знаменитый выстрел.
Было решено остановиться и обустроить бивак. Велев слугам вырезать лучшие куски мяса жирафа, мы принялись строить ограждение на расстоянии около ста ярдов от одного из водоемов. Мы наломали усыпанных колючками веток кустарника и уложили их в виде круглой изгороди, а внутри, выровняв почву, соорудили постели из сухой травы. Вокруг стоянки слуги развели несколько костров.
К тому времени как убежище для ночлега было готово, уже всходила луна и наш ужин, состоявший из бифштексов мяса жирафа и хорошо прожаренных мозговых костей, был подан. Я не знаю лучшего лакомства, чем костный мозг жирафа, не считая, конечно, сердца слона, которым мы полакомились на следующий день. При свете полной луны мы сидели вокруг одного из костров и благодушно