Точило совсем не жалел о том, что выбрал для себя профессию писателя; и пусть он сам отчасти понимал, какую несусветную туфту и вздорную писанину производит на свет (а ведь, стыдно сказать, в своё время Точило чуть не поступил на исторический факультет, да ещё и в Москве), но это, с позволения сказать, чтиво давало ему чай, печенье, пирожки, тёплую постель – а что ещё нужно человеку?
Юрий отхлебнул чаю и крякнул от удовольствия. Да, его вполне устраивала эта небогатая, одинокая жизнь.
…Вдруг раздался пронзительный, дребезжащий звук дверного звонка. Юрий поморщился, встал из—за стола и поплёлся открывать.
На пороге стоял высокий – головы на две выше Юрия – и тощий человек. Вид его, прямо скажем, был довольно жалок: он промок с головы до ног, вода лилась и с обвисших чёрных волос, и с синего пиджака, и с некогда чёрных, а ныне пёстрых, как трико арлекина, брюк; лицо его было небрито, а руки грязны и ободраны.
– Что вам? – спросил Юрий.
– Здравствуйте, – нерешительно проговорил незнакомец и чуть отступил от двери, но тут же, преодолев смущение, поглядел прямо на Юрия и быстро заговорил: – я Артур Саламатин, помните, писал вам? Ну так вот, я пришёл, и теперь мы спокойно можем всё обсудить.
Точило почувствовал себя довольно неудобно: у него совершенно вылетело из головы, что он договорился с этим чудиком о встрече; но, с другой стороны, кто же мог подумать, что тот придёт вот так, поздно вечером, да ещё в такой ливень!
– Вы ведь Виардо? – продолжал между тем Артур.
– Ну да, Виардо. То есть Юрий Точило. Виардо – мой псевдоним.
– Я читал ваши книги…
– Да вы проходите в квартиру, – перебил Юрий.
– Да, насчёт вашей квартиры, – входя в прихожую, – я думаю, мы можем использовать её как базу для дальнейших действий. Я буду пока что жить здесь.
А вот это уже была наглость. Самая натуральная наглость и хамство, такие, с какими Юрию встречаться ещё не приходилось.
Артур закрыл за собой дверь и начал разуваться; Юрий смотрел на это действо со смешанным чувством удивления и возмущения. Ему захотелось взорваться, накричать на наглеца и выставить его вон; но тут же он понял, что не сможет этого сделать. Уж слишком жалким, мокрым и, по правде сказать, несчастным был этот странный человек; выставить за дверь его, доверчивого чудака, притащившегося сюда тёмным, холодным, ветреным вечером, под проливным дождём, было бы жестоко – а Точило не был жестоким человеком, скорее, наоборот – не раз знакомые попрекали его излишней мягкостью. Кроме того, будем честны, он был весьма практичен и не хотел упускать возможную коммерческую выгоду, которую ему сулил визит Артура.
– Ладно, проходите пока что, – мысленно вздохнув, обратился писатель к Саламатину, – попьём чаю, поговорим.
Вскоре они оба уже сидели за столом на кухне.
– Вы