Вне себя от возмущения, она не сводила с него глаз, потемневших от справедливого гнева.
– Ты только что оскорбил меня, – продолжила она. – Я не отношусь к такому типу женщин, Тошан Дельбо! Тебе еще раз повторить, какую роль играл в моей жизни Овид во время войны? Он поддерживал меня как друг, с ним мне было не страшно! Он давал нам книги, помогал детям делать уроки. Он спас Киону, напоминаю тебе об этом снова. О, я теряю время! Ты такой же недалекий, как старый лось. Ты глупый, неблагодарный, слепой и глухой ко всему, что есть хорошего и нежного на земле.
С залитым слезами лицом Эрмин пыталась вырваться, но муж продолжал держать ее за руку.
– Отпусти меня! Я могу доказывать тебе свою любовь по сто раз на дню, а ты все равно будешь думать, что я способна отдаться любому, кто встретится мне на пути.
– Мин, прости меня! Ты сводишь меня с ума, такая красивая и желанная. Откровенно говоря, не понимаю, как Овид Лафлер мог быть рядом с тобой столько месяцев и не попытать счастья. Наверное, он святой.
– Значит, на его месте ты бы попробовал соблазнить женщину, переживающую разлуку с любимым мужем? Браво, Тошан, твоя нравственность на высоте! Все, хватит, мне надоело! Забирай с собой Мадлен и Констана, если ты согласен заботиться о сыне, которого не считаешь своим и которого я, видимо, родила от Святого Духа!
– Что я слышу? – пошутил он. – Богохульство от добропорядочной католички?
– Оставь меня в покое, ты испортил этот прекрасный день. Я была так счастлива всего несколько минут назад! Но ты всегда придумаешь повод, чтобы заставить меня страдать. Когда однажды я решу положить всему этому конец, постарайся не слишком удивляться.
Она продолжала плакать, патетически трогательная со своими длинными влажными волосами и губами, распухшими от поцелуев.
– Ты права, я болен, – согласился он. – Болен от любви и страсти к тебе. Мин, ты ведь не станешь со мной разводиться?
– Нет, конечно, но мне невыносимо слушать твои несправедливые обвинения. Ты не имеешь права даже на секунду допустить, что Констан не твой ребенок. У меня сердце от этого разрывается.
Пристыженный, он привлек ее к себе. С самого начала их семейной жизни Тошан отличался авторитарностью. Также он довольно часто применял тактику кнута и пряника, что приводило к серьезным ссорам, долгим периодам молчания и даже расставания. Эрмин все ему прощала, но ничего не забывала.
– Когда я носила Мукки, ты запретил мне проходить прослушивание в Квебеке; чуть позже, после рождения близняшек, ты отговаривал меня продолжать карьеру певицы. Когда я поступила по-своему, ты выгнал меня из нашего дома в Перибонке, отобрав Мукки. Ты отправился на войну, не беспокоясь обо мне,