Еще раз простите меня, друзья, за то, что нарушаю ваши планы зовом о помощи… Итак, отдаю свою жизнь в ваши руки!
– Похоже, дело вправду нешуточное, – согласился капитан Рен, возвращая письмо. – Значит, вы надумали лично откликнуться на просьбу?
Мы описали ему наше плавание на борту «Пустельги» и жуткое столкновение с лютотравами. Когда дошли до существ, уничтоживших корабль, глаза капитана вспыхнули возбуждением.
– Никогда с лютотравами не встречался, – выговорил он приглушенным голосом, благоговейно. – Зато наслышан более чем…
– Если честно, – сказал Бронсон, – до вчерашнего дня мы сами считали их выдумкой. Ни за что бы не поверил, что такие создания вправду возможны, если бы своими глазами их не увидел!
– И я бы прежде нынешнего утра так рассуждал, – согласился капитан Рен. – Другое дело, что-то во мне всегда желало в них верить…
– Желало? – удивилась я. – Почему, капитан? Лютотравы показались мне беспощадными…
– Это верно, – слегка смутился Рен.
Он носил монокль с янтарным стеклом на золотой цепочке, имея привычку в непринужденной обстановке вертеть его в руке. И вот теперь монокль неожиданно замер.
– Праздное любопытство, знаете ли… – Он сменил тему: – Я с легкостью доставлю вас в Севилью, если вам по пути.
– По пути, – кивнул Бронсон. – Надеюсь, это не вынудит вас слишком отклониться от курса?
– Ни в коем случае, – заверил капитан Рен, ловко избегнув упоминания о пункте своего первоначального назначения. – Впереди еще десять дней плавания; надеюсь отдать должное общению с вами!
От этой перспективы его загорелое лицо просияло белозубой улыбкой. И действительно, он, по всей видимости, наслаждался нашими разговорами. В течение нескольких последующих дней мы поведали ему о прошлых поездках, о милой дочурке Софочке, о том, что в этот раз собирались взять ее с собой, но передумали из-за опасностей, упомянутых в письме бедного Бруно. Сам капитан засыпал нас вопросами о Бостоне; впрочем, на то у него имелась вполне вменяемая причина: по его словам, он происходил из далекого и уединенного уголка Семинолы и ни разу не был в столице. Я бы вполне поверила капитану, не уклоняйся он всячески от рассказов о крае, который называл домом. Еще больше настораживало то, что он и о Новом Западе как таковом ничего не знал.
Подобное невежество объяснить было поистине трудно. С одной стороны, он проявлял удивительную осведомленность о некоторых частностях ново-западной жизни – и следом же задавал вопрос или вворачивал фразу, повергавшую нас в полное недоумение. Удивительно ли, что на третий вечер за такого рода беседами растущее беспокойство побудило меня к попытке