– Арабийцу, я думаю, более приглянулась бы твоя фигура. Вполне мальчишечья, как раз по его вкусу.
– Ну так молись, дабы Арабиец согласился на замену в моем лице и сделал меня Королевой Всея Арабии, – Уна вскинула голову. – Идея превосходна. Однако я подозреваю, что его страсть разожжена политически, а Энис Скай – приданое так себе.
Глориана наслаждалась беседой.
– Верно! Он желает Альбион и всю его Империю, не меньше. Возможно, он их получит, если даст мне то, чего не могу получить я. – Огибая угол, сани малость накренились, и Глориана затянула припев любимой песни:
Была б я той, кем быть не могу,
Имела бы я, что иметь не могу,
Коль так, я бы не…
И Уна, слушая сей веселый плач, на миг умолкла, побудив Глориану пожалеть об оплошности и склониться, дабы поцеловать подругу.
– Нынешним вечером мастер Галлимари обещает нам немало роскошных проказ.
Графиня Скайская возвернулась в себя.
– Вестимо – проказы! То, что надо, а? Все ли иноземные посольства званы?
– Разумеется. И лондонские власти. И всякий сельский дворянин, пожелавший прибыть. И всякий царедворец, о Митра! – Она приложила ко рту саркастическую ручку. – Сдержит их лед, что скажешь, Уна? Станем ли мы танцевать нынче ночью до водной погибели? И тишь да гладь половины земной сферы будут смыты потопом, и множество айсбергов тронется с рассветным приливом?
Уна покачала головой.
– Насколько уж я знаю милорда Монфалькона, он позаботился о том, чтобы лед укрепили орясинами от края до края. Я б предположила даже, что его заменили обсидианом и покрасили, ибо милорд опасается любого вреда, что может быть тебе причинен.
– В сем отношении он тигрица, а я детеныш, – согласилась Глориана. – Но гляди! – Она указала на газовую занавесь. – Лед настоящий!
Они ехали по холму, откуда мог быть наблюдаем изгиб великой Темзы, сверкающий инеем и льдом, – широкая, сияющая чернота посреди еще более густой черноты зданий, что испещряли оба берега наподобие лесного массива, увешанного многочисленными желтыми фонариками. Пока Глориана и Уна смотрели, появлялись всё новые и новые фонари, так что пейзаж медленно превращался из черного в ярко-серый, и белый, и мглисто-янтарный, и река делалась бледным стеклом, в коем передвигались маленькие фигурки, будто бы отражения, чей источник невидим, после чего дорога пошла под уклон столь круто, что невозможно было разглядеть что-либо, кроме заснеженных холмов и, впереди, двух зубчатостенных башен лондонских Северных Врат, Врат Быка, где экипаж Королевы будет приветствован, и она будет встречена, и соблюдутся формальности между лордом Рууни (представляет Королеву) и светящимся, полуподвыпившим Лордом-Мэром.
Оставив все сие позади, сани проследовали далее, ощутимо подпрыгивая, ибо снег еле прикрыл булыжники, между шеренгами рукомашествующих, факелоносящих, шапкоподбрасывающих, ликующих горожан, коим Королева улыбалась и кланялась,