Словно прослушиваясь на вдовство, Слоун Волкманн пришла от бассейна в черных сандалиях на шпильках, на голове – черная повязка с прозрачной черной вуалью, и в черном же бикини незначительных размеров, сшитом из того же материала, что и вуаль. Не вполне английская роза, скорее, может, – английский нарцисс: очень бледная блондинка-тростинка, на такой, наверное, синяки легко остаются, глаза подводила чересчур, как и прочие. Мини-юбки изобрели для таких молодых женщин, как она.
Пока она вела Дока через полутемный утопленный интерьер из серо-коричневых ковров, замшевой обивки и тика, тянувшийся, казалось, неопределимо далеко к Пасадине, он узнал, что у хозяйки степень Лондонской школы экономики, недавно она приступила к изучению тантрической йоги, а с Мики Волкманном впервые познакомилась в Лас-Вегасе. Она махнула на стену, где висело нечто похожее на увеличенную копию глянцевого снимка восемь-на-десять из вестибюля какого-нибудь ночного клуба.
– Ой господи, – сказал Док, – это же вы, правда?
Слоун отделалась тем, что полунасупилась-полуухмыльнулась – такую гримаску Док подмечал у мелких и бывших звезд индустрии развлечений, упирающих на скромность.
– Моя жуткая юность. Я из печально известных хористок Вегаса, работала там в казино. На сцене в те дни, под прожекторами, с ресницами и в гриме мы все довольно-таки смахивали друг на друга, но Майкл – в таких делах, считайте, знаток, как я впоследствии узнала, – сказал, что приметил меня, едва я вышла, а потом прямо-таки не сводил с меня глаз. Романтично, верно, да, разумеется, неожиданно – мы потом оба и опомниться не успели, как очутились в Церквушке Запада, а у меня на пальце – вот что, – сверкнув гигантским овальным бриллиантом где-то в двойных цифрах того, что касается каратов.
Историю она рассказывала сотни раз, но это ничего.
– Симпатичный камешек, – заметил Док.
Как актриса, дошедшая до метки, она сделала паузу под высящимся портретом Мики Волкманна – хозяин изображался с отсутствующим взглядом, словно озирал всю Лос-Анджелесскую равнину до самых дальних ее окраин, выискивал участки под застройку. Слоун развернулась к Доку и светски улыбнулась:
– Ну вот мы и пришли.
Док отметил нечто вроде псевдокаменного резного фриза над портретом, гласившего: «Как только вгонишь первый кол, тебя никто не остановит. – Роберт Мозес».
– Великий американец, Майкл черпал в нем вдохновение, – сказала Слоун. – Это всегда было у него девизом.
– Я думал, это Ван Хельсинг сказал.
Она