Глава 3
– Помнишь ту сумасшедшую ночь в октябре восемьдесят девятого? Когда все ждали погрома?
Конечно, я помнил множество ночей и ту особенно. Ночь, вообще, моя слабость. Ночью я люблю спать. Ну и что, что я журналист! Я не страдаю бессонницей, и ты об этом хорошо знаешь. Значит, я плохой журналист. Но мешать спать, по-моему, смертный грех.
Подумаешь, в России говорят о погромах! Пусть говорят! Когда русский человек много говорит, он занят делом. Думаешь, он бросит такой интересный разговор и побежит тебя громить?
Я слышал о погромах весь рабочий день. Сперва прибежал Олег Вепрев, и по секрету сообщил, что видел сходку местных «памятников», где решался именно этот вопрос. Почему он в ней не участвовал? Видно, не позвали. Ты ещё не забыла Олежку Вепрева? «Первооткрывателя» могилы на Золотой горе и соискателя «расстрельных» списков? Между прочим, многие «расстрелянные» из его списков до сих пор живы. Но массаж головы этот прохвост делал капитально. Сначала вручную снимал с неё всю «вредную карму», потом долго мял и тискал то, что осталось, и под конец отпаривал горячим мокрым полотенцем. Я всё боялся, что он когда-нибудь приложит к моей голове утюг. Голова после него становилась лёгкой и пустой, как кишечник после клизмы. Но потом он снова начинал яростно митинговать, и моя башка опять тяжелела и вибрировала.
– Ты обязательно должен об этом написать! – орал он. – Сегодня на дверях рабочего общежития на ЧМЗ кто-то написал «ЧМО». А директор там – еврей! Сечёшь?
– Ну и что? – тоскливо скулил я. – Что такое «ЧМО»? Наверное, челябинское металлургическое общежитие? Завод – ЧМЗ, а общежитие – ЧМО…
– Ты так думаешь? Но почему тогда – от руки и мелом?… Ладно! Я сейчас – доверенное лицо одного придурка, кандидата в депутаты горсовета от общества борьбы за трезвость. Вчера ходил по домам за него агитировать. В еврейских квартирах каждому еврею лично втемяшивал:
– Голосуйте за Кошкина, он – свой, при нём погромов, может быть, не будет!
Евреи так пугались. А чего, скажи, людям пугаться, если они ничего такого не ждут?
После подобной информации я остро нуждался в вепринских массажах, а днём из окна своего кабинета в редакции на шестом этаже мучительно долго смотрел вниз. Всё-таки хотелось долететь до земли, ни за что не зацепившись. А по вечерам тупо созерцал нашу с тобой мебель. Мебели мне было по-своему очень жаль. Особенно, нарядную стенку «Уралочка», добытую по совершенно неимоверному случаю, с прибалтийской фурнитурой, почти импортную. Я читал, что когда громят, непременно бьют мебель. О нас я не беспокоился. К чему? Первый этаж, навес над бойлерной подпирает окно на кухне, деревянная дверь, окна без решёток… Из нас четверых бесспорную ценность представляла только тёща Бетя. Она была долгожитель. А в опорном крае державы – это такая редкость!
Решётки мы не ставили из трезвого расчёта: поставишь – точно грабанут. Уже проверено не одним соседом.
Вепревым