Но я опоздала. Мамины глаза были закрыты, и она лежала совершенно неподвижно. Ее лицо было изуродовано зверствами болезни, зато с него исчезла гримаса страдания, сменившись умиротворением. Я сползла на пол у кровати, предавшись охватившему меня отчаянию. Горе и шок всей тяжестью навалились на мое ослабевшее тело, и я сама себе казалась новорожденным, не способным ни говорить, ни стоять. Без моей мамы, моей защитницы, у меня не было ничего. Мне показалось, я много часов сидела на коленях, опершись руками о пол. Мамина смерть так меня потрясла, что у меня не осталось сил даже на то, чтобы плакать.
Единственными звуками в комнате были судорожные вдохи и выдохи Нэрна. Они были медленными, но все более ритмичными. Я безжалостно приказала себе подняться на ноги. Лицо брата горело, но его кожа не пылала жаром, как мамина. Возможно, мне удастся спасти хоть одну жизнь, – подумала я.
Я подняла ведро и, спотыкаясь, побрела к двери, чтобы принести свежей воды из колодца. Когда я вышла наружу, первым, что меня поразило, стал дневной свет. Мне казалось, что наша хижина существует посреди вечной ночи. Я услышала какие-то звуки, доносящиеся из хлева. Возможно, хотя бы лошадь выжила, подумала я. Едва я приблизилась к хлеву, дверь распахнулась и я очутилась лицом к лицу с отцом.
– Элиза!
Он в изумлении застыл на месте. Могу себе представить, какое я представляла собой зрелище: в одной сорочке, красная и грязная. Но его внешность была еще более шокирующей. Отец, которого я считала умершим, выглядел так же, как всегда. Его обветренное лицо как всегда подозрительно хмурилось, а плечи ссутулены. Но он был здоров.
– Я думала… Я думала, ты умер, – выдавила из себя я.
– Я то же самое думал о тебе.
Мы стояли, глядя друг на друга, как два привидения.
– Мама, – прошептала я, – она сказала…
– Она жива? – удивленно спросил отец.
Я покачала головой.
– Ее больше нет.
– Да, я так и думал. Я думал, что, возможно, она умерла еще вчера, но наверняка знать не мог.
Как он мог не знать, жива его жена или умерла?
– Разве ты за ней не ухаживал? – спросила я.
Его лицо превратилось в темную маску. Такое выражение я видела всякий раз перед тем, как он меня избивал.
– Я делал все, что мог, мисси. Я смотрел, как по очереди умирают мои животные, пока у меня не осталось лишь несколько кур да лошадь. Пока ты валялась в постели, я хоронил своих мальчиков. Четверо моих сыновей умерло.
От моего внимания не ускользнуло то, что он упомянул скот раньше, чем детей.
– Ты считаешь, что я должен был оставаться в этом доме, рискуя своей жизнью? – спросил он. – Кто, по-твоему, каждое утро оставлял