постепенности в нем не было. Он вдруг созрел и возмужал – пропел и замолчал. Твоя мысль воспеть его смерть в пятой песне его Героя прелестна – но мне не по силам». «Маленьким поминаньицем за упокой души раба божия Байрона» называет Пушкин стихотворение «К морю», которое он послал Вяземскому в октябре 1824 года. Пушкин пишет при этом:
«Я было и целую панихиду затеял, да скучно писать про себя – или справляясь в уме с таблицей умножения глупости Бирукова, разделенного на Красовского». «Писать про себя» здесь – только для собственного употребления, Бируков и Красовский – цензоры. Тогда же он просит брата Льва прислать ему «Разговоры лорда Байрона», изданные в Париже в 1824 году, которые он называет «беседами». В январе 1825 года он повторяет свою просьбу, прибавляя к Байрону записки Фуше, которого считал «очаровательнее Байрона». В письме 24 марта 1825 года из Михайловского в Петербург А. А. Бестужеву Пушкин отвергает правомерность сравнения Бестужевым поэм «Евгений Онегин» Пушкина и «Дон Жуан» Байрона по их художественному методу. Он пишет: «Ты смотришь на» «Онегина» не с той точки, все-таки он лучшее произведение мое. Ты сравниваешь первую главу с «Дон Жуаном» (первые пять песен, других не читал), но в нем ничего нет общего с «Онегиным». Ты говоришь о сатире англичанина Байрона и сравниваешь ее с моею, и требуешь от меня таковой же! Нет, моя душа, многого хочешь. Где у меня сатира? О ней и помину нет в «Евгении Онегине». У меня бы затрещала набережная, если б коснулся я сатиры. Самое слово «сатирический» не должно бы находиться в предисловии. Дождись других песен… Если уж и сравнивать «Онегина» с «Дон Жуаном», то разве в одном отношении: кто милее и прелестнее (gracieuse), Татьяна или Юлия? Первая песнь просто быстрое введение». Пушкин отметил смерть Байрона, отслужив обедню за упокой его души. 7 апреля 1825 года он сообщает Вяземскому в Петербург из Михайловского: «Нынче день смерти Байрона – я заказал с вечера обедню за упокой его души. Мой поп удивился моей набожности и вручил мне просвиру, вынутую за упокой раба божия боярина Георгия. Отсылаю ее к тебе». Для Пушкина важный признак красоты в произведении – соблюдение меры при воспроизведении жизни других народов. Для него Байрон «прелестен» в «Гяуре» и «Абидосской невесте», потому что сохраняет в них «вкус и взор европейца», не увлекается экзотикой. Сам Пушкин в «Кавказском пленнике», «Цыганах» и других произведениях, если можно так сказать, нероссийской тематики остается европейским, русским писателем. По мысли Пушкина, в английской литературе Байрону, Вальтер Скотту, Саути и Муру на первом этапе предшествовали Мильтон и Шекспир, на втором – Аддисон и Поп. В 1825 году Пушкину еще неизвестно точное написание фамилии Байрона. «Что твой Байрон или Бейрон?» – спрашивает он Вяземского, готовившего статью о Байроне летом 1825 года и добавляет по-французски строку из послания Ламартина Байрону: «Ты, чье истинное имя еще неведомо миру!»
Основываясь на первых пяти песнях, Пушкин восторгается «Дон Жуаном» Байрона, называет поэму «чудом», «шедевром».
