Так появились чайки… Они по сей день летают над морем, и плачут, и стонут, как влюблённые, разлучённые навсегда…
Все замолчали, когда Лиарин закончил свою песню. И лишь спустя немного времени Элинэль сказала:
– Эрсель, спой нам ещё! Про любовь! И что-нибудь повеселее! Твоя баллада, Лиарин, была прекрасна, но, боюсь, моё сердце сейчас разорвется от печали.
– Можно и веселее! – согласилась Мара, хотя сердце её ещё стонало, как чайка над солёной морской волной, и отзвук напева звенел в душе, а ещё в ушах звучали погребальным колоколом слова Эктавиана: «Эльфы и люди не должны быть вместе – это истина на все времена!». Выходит, песня Лиарина предназначалась ей, Маре, ибо он понял, что свою она пела для него, и дал ей ясный ответ. Есть закон мироздания, который нельзя нарушать, как бы того не хотелось…
И она запела, хоть горечь жгла ей сердце, и слёзы готовы были хлынуть из сияющих любовью и мукой глаз:
Говорил мой разум сердцу:
«Не смотри в его глаза,
эта бездна льда и страсти
для тебя дорога в ад.
В голубых озерах омут:
вмиг утонешь – не спастись!
Ты сгоришь в огне жестоком!
Не смотри же, отвернись!»
Но прекрасный мой мучитель,
улыбнувшись, как звезда,
самым нежным в мире взглядом
посмотрел в мои глаза…
Что ты сделал, беспощадный?!
Ах, зачем мне это все?!
Сердце биться перестало…
И дыханье замерло…
Только ты не приближайся,
Только ты не говори.
А иначе я не справлюсь
с силою твоей любви!
– Ну вот, это уже лучше! – улыбнулась Элинэль – мотивчик песенки был озорным. – У нас ведь праздник – надо веселиться!
– Пойдёмте танцевать! – предложила Лиадран. – Лиарин, ты идёшь?
Все поднялись, собираясь на Мраморную площадку. Лиарин, казалось, заколебался, но лишь на миг:
– Да, разумеется! Идём, Лиадран! – И, взяв за руку эльфийскую княжну, ушёл прочь. Ревность, как кинжал, резанула сердце Мары. Но она не подала вида.
– Госпожа Эрсель, вижу Вы, как и я, остались в одиночестве! Можно, пригласить Вас на танец?
Обернувшись, она увидела Орена – юного эльфа, ему было лет двадцать пять, по-эльфийским меркам