Не зная, что сказать, сжимаю пленку в руках. Мараи редко показывает свои чувства и никогда не теряет над собой контроль. Я не привык видеть на ее лице ничего, кроме хладнокровного спокойствия.
– Но мы же можем пойти хоть на какие-нибудь жертвы, чтобы исправить двигатель…
– Корабль важнее планеты, – повторяет Мараи. – Это было нашим правилом с самой Чумы, с тех пор, как появились корабельщики.
Но я не собираюсь сдаваться.
– Прошло… – Пытаюсь посчитать, но нашу историю слишком замарали ложь и фидус, так что неизвестно, сколько времени прошло. – Со времен «Чумы» минули многие поколения. Даже если корабль важнее всего, за такое долгое время должны же мы были хоть что-то придумать, чтобы подлатать двигатель и добраться до планеты.
Мараи молчит, и в ее молчании мне чудится что-то темное.
– Чего вы мне не рассказываете? – требовательно спрашиваю я.
И тут впервые Мараи оборачивается к остальным корабельщикам в поисках одобрения. Шелби едва заметно кивает.
– Еще до меня, до того, как ты родился, первым корабельщиком был человек по имени Девин. – Глаза Мараи снова на мгновение перебегают на Шелби. – Информация о двигателе всегда… распространялась выборочно.
Ясно. Чтобы правду знало как можно меньше народу.
– Я еще только училась, – продолжает Мараи, – но мне вспоминается, что Старший… другой Старший, тот, что был до тебя…
– Орион.
Она кивает.
– Старейшина послал его на какие-то ремонтные работы, а тот, когда вернулся, не стал докладываться Старейшине. А пошел прямо к Девину. То, что он сказал… повлияло на Девина. После этого на некоторое время прекратились все исследования.
– Корабельщики объявили забастовку? – в изумлении вытягиваю шею. Из всех жителей «Годспида» корабельщики – самые верные подчиненные. Не знаю почему: то ли потому, что мы доверяли им и без фидуса, то ли потому, что верность заложена в их модифицированных генах, то ли просто потому, что их, как Дока и еще горстку людей, реально устраивает система правления Старейшины. Так или иначе, верность корабельщиков непоколебима.
– Не совсем забастовку – не такую, как ткачи на прошлой неделе. Выполняли все свои обязанности как обычно. Все, кроме работы над двигателем.
– И что заставило их снова начать разбираться в проблеме двигателя?
Я смутно помню об остальных корабельщиках, чувствую глубокое молчание, то, как им неуютно тут стоять, но мое внимание полностью сосредоточено на Мараи.
– Старший умер, – просто отвечает она.
Старший, в смысле Орион. Он инсценировал собственную смерть, чтобы избежать настоящей – от рук Старейшины.
– После этого, – продолжает Мараи, – первый корабельщик Девин возобновил работу над двигателем. Но… теперь информацию скрывали еще более тщательно. Уменьшилось число корабельщиков, у которых был доступ к двигателю, и Девин был не совсем, так сказать,