Бенцони был на пятнадцать лет старше Гордона и на целую вечность опытней в том, что касалось подковерных интриг и бюрократических склок, и сейчас Гордон понял, что его одергивают, мягко, но решительно. Не настолько еще высоко губернатор взлетел, чтобы перечить лендлордам и отказываться решать их проблемы. Когда-нибудь, возможно. Не сейчас.
– Что от меня требуется?
– Будет неплохо, если ты туда съездишь, успокоишь людей, отберешь у них факелы, вилы и ружья, развеешь абсурдные слухи, заверишь, что власти делают все возможное, и ты сам возьмешь дело под личный контроль.
Гордон дернулся, как ужаленный, но спорить не стал. Когда дело не касалось истинной духовности, Просветленного, загадок астролябии или древних тайн затерянной в веках заповедной страны Лемурии, соображал он на редкость здраво, быстро и толково.
– Хорошо. Я понял. Когда? Сегодня? Лучше прямо сейчас? Я должен поехать и унять толпу разъяренных крестьян с вилами и ружьями? Понял. Прекрасно. Нет, ничего не говори, сам знаю, это моя работа.
– Не волнуйся, я обо всем позаботился. Подробнейший отчет о произошедшем и о том, как продвигается расследование, прочитаешь по дороге. А еще я смазал и почистил твой охотничий дробовик. Тот самый, с которым ты прежде охотился на оленей. На всякий случай.
– Ты же сам знаешь, я больше не охочусь. Не могу убивать невинных зверушек, это несовместимо с истинной духовностью. Олени! Ты видел, какие у них большие, грустные глаза?
Бенцони под локти поднял симпатичного, хотя чуточку глуповатого, губернатора из кресла, заботливо поправил ему галстук, в одну руку вставил папку с документами, в другую – дробовик.
– Ах, Гордон. Скажу тебе, как на духу, сплошное притворство и дешевая комедия эти их грустные большие глаза.
– А? Чего?
– Того. Может, это они и сделали.
– Кто сделал? Олени?
– Ага. Точно. Олени.
***
За шесть лет брака Виктория ясно поняла одно – острые переживания и регулярные впрыскивания в кровь внушительных порций адреналина обеспечены ей до конца дней. Поэтому, хотя она и встревожилась, но не удивилась, когда муж прибыл домой около полуночи в сопровождении толпы крепких парней в камуфляже, с парализаторами, лучевыми винтовками и плазменными дробовиками.
Сама Виктория уже готовилась ко сну, и, в одних кружевных штанишках, расчесывала перед зеркалом и заплетала в тугие косы свои длинные прекрасные светлые волосы. Шум на улице заставил ее отвлечься от этого занятия. Выронив серебряный гребень, она, крадучись, подошла к окну и, прикрывшись зеленой шторой с тяжелыми бархатными кистями, выглянула наружу. Во дворе она увидела целую вереницу тяжело бронированных механо и вооруженных до зубов военных. Мужа она увидела тоже. Гордон был мрачен, в тяжелой куртке поверх дорогого пиджака, в одной руке он держал дробовик, а в другой – Генерального прокурора