Едем дальше, минуя лицензионный участок – чистый и живописный. Главное – услада глаз, чтобы волны-волны качали-качали, когда вернешься на третий этаж и нырнешь в постельку. Кто-то рядом готовит шашлык на ребрышках, и от этого у меня в ребрах теснение и щекотка. Кто-то с телевидения говорит, голос знакомый до сердечного стона. Просто не верится, что этим голосом можно произносить бытовые фразы, совсем как старшему экономисту или уборщице. Как-то все это глупо. От смущения не знаешь, куда спрятать взгляд. Разве что вытянуть вдаль моря. Вдруг понимаешь, какие бывают несчастные люди – фанаты артистов, футболистов и общественных деятелей: а местная телеведущая в маленьком городе – как член семьи. Это она, боже ж мой, ОНА! Телезвезда магаданского серого неба. Пасмурные дни этой поры темней, чем белые ночи. Выходишь поутру из дома: пахнет травой и, похоже, что ты в отпуске на юге. Там тоже прохладно поутру, но быстро нагревается до температуры сковородки для поджаривания гренок. Но море – как Черное, так и Охотское пахнет одинаково поутру. Но не паникуй, включи воображение. Оно не подведет.
Только говорящая голова местного канала может 22 декабря, в самый короткий день в году, сказануть: мол, сегодня день сровнялся с ночью по длительности. Сморозившая эту милую нелепость – молодая особа, называющая себя журналисткой, с жиденькими волосиками, кривеньким ротиком, показываясь ежевечерне, читала механическим голоском глупейшие объявления, не поднимая от бумажных листков своих блеклых маловыразительных щелочек-глаз.
Спустя год сияние, невидимое без специальных приборов, появилось вокруг реденьких волосиков ее скромной прически. Повторяешь слово в слово ее милые глупости, и восторг, перемешанный со стыдом, густо заливает с головы до ног. Будто бы подсматриваешь в замочную скважину. Несколько вечеров неотрывно смотришь этот канал, вожделенно представляя, как выглядит ОНА после полуночи, теплая и пушистая, похожая на булку свежевыпеченного хлеба, заждавшуюся острого ножа.
С какой стати клубится этот интерес, совершенно непонятный? Глядишь, как баран на новые ворота, за которыми старый мир. А то вдруг ловишь себя на теплоте к некладушке, словно она твоя сестренка, а ты хочешь спасти ее от чеканутого Чикатило, с мрачной шутливостью прозванного поклонниками черного юмора Корчагиным наших дней.
Потом внезапно все гаснет, будто выдернули шнур из розетки. Тянет на гнилую философию и забродившую социологию. Воображение ерзает в сторону собственного отсутствия. А ЕЕ за особую телегеничность уже взяли в Москву. Но есть другая –