В коридорах стояла полная тишина. Пластиковые двери изолировали любые шумы в помещениях, даже тихие шаги медсестёр ночной смены.
Никита приложил руку к стеклу. За прозрачной преградой армада ночных облаков единым фронтом наплывала на россыпи городских огней вдалеке, поглощая золотые цепочки одну за другой.
– Только не проходи мимо, – с надеждой прошептал парень.
Вдали приглушённо прогремел гром, словно пообещав скоро быть, и снова все стихло. Никита отвернулся от окна. В очередной раз взглянул на стойку капельницы у своей кровати и едва начатые пакеты с лекарством. Медсестры это утром не одобрят, но он больше не мог. Вены искололи настолько, что кровь буквально выливалась из них, расползаясь в сиренево-синие пятна под кожей.
За дверью прошло большое светлое пятно, и в коридоре раздались приглушенные голоса. Голоса, ночью, в корпусе? Это глобальное событие для этого места.
Никита прислушался. Главный врач Евгений Николаевич, мама и кто-то ещё. О чём-то спорили. Особенно Евгений Николаевич. Его голос становился всё громче, хотя кричать посреди ночи для главврача было совсем не свойственно. Никита осторожно приоткрыл дверь.
Евгений Николаевич гневно говорил маме:
– Елена Алексеевна, я понимаю, что вы сейчас хватаетесь за любую возможность, но ведь это чистая авантюра! Ваш сын едва ходит, а вы хотите отдать его каким-то родственникам!
– Ни каким-то родственникам, – обиженно вставил кто-то.
– Я своё последнее слово сказал, – резко ответил главврач.
Никита приоткрыл дверь чуть шире. Спиной к нему стояла мама, все ещё в белом халате, так и не сняв его после смены, а сбоку в тени высокий мужчина. Судя по тому, сколько места он занимал в коридоре, очень здоровый. Стокилограммовый санитар рядом с ним казался скромным школьником.
На несколько минут воцарилась тишина. Мама молчала, сложив руки на груди.
– Елена, – наконец сказал Евгений Николаевич, – поймите разумность моих слов. У вас рука поднимется подписать отказ от госпитализации? Иначе я отказываюсь нести ответственность за вашего сына.
Мама повернулась к подпиравшему стену здоровяку.
– Иван, – произнесла она. – Это действительно невозможно. Ты просишь отпустить его с тобой на целых два дня…
– Всего лишь на два дня, – поправил тот. – Сорок восемь часов и я привезу его обратно. Хочешь, расписку напишу?
– Да нужна она мне… Иван, послушай, Никита должен постоянно находиться в стационаре. Существует высокий риск инфицирования или развития тяжёлого кровотечения. Он проходит курс лечения, который нельзя прерывать.
– Кто сказал? – Иван сложил руки на груди. – Ты своей медицине больше веришь или мне?
Мама при этих словах замолчала, ещё минуту раздумывала, затем утвердительно кивнула и повернулась к Евгению Николаевичу.
– Документы оформим завтра. Я поговорю с сыном. Думаю, он возражать не будет.
Главврач обречено отмахнулся:
– Это самая большая ваша ошибка.
Никита закрыл дверь. Смысл ясен, дальше можно не слушать. Хорошая идея – уехать из больницы хотя бы на два дня. Бросить к черту все процедуры и просто удрать.
Он вернулся к кровати, подобрал висящую иглу и ввёл её в вену. Болезненное ощущение от металла внутри заставило сердце замереть.
Витиеватая молния расчертила небо за окном, всколыхнулась листва на тополях и тонкие верхушки наклонились под натиском грозового ветра. Его сильный поток ударил в стекло, пробуя преграду на прочность.
Не найдя себе входа в наглухо закрытых пластиковых окнах, ветер ринулся в здание через вентиляционный канал, и наконец, пробившись внутрь, настойчиво застучал по жестяным стенкам.
Никита открыл клапан капельницы, слушая его зовущий гул.
– Не жди меня, – прошептал он.
Ветер взвился по шахте в то же мгновение, оставив парня в полной тишине. Но уже в следующий миг за окном мелькнула тень – ветка дерева с грохотом врезалась в стекло и исчезла, рухнув вниз. Никита лёг на кровать, разглядывая оставленный ею рисунок трещин.
– Тише, ветер, – кивнул он, закрывая глаза. – Уже скоро. Заберёшь меня в рай. Если примут.
Утро встретило ярким летним солнышком, на удивление приветливо светившим в палату сквозь покалеченное стекло окна. Капельницы, как обычно, убрали в четыре утра, так что Никита свободно потянулся на кровати. Боли нет. Уже неплохо. Он приподнялся на локтях, намереваясь посмотреть на часы над дверью, но вместо этого наткнулся взглядом на Ивана.
Тот сидел напротив него с сияющей физиономией, и при дневном свете Никита дядю не узнал. Ивану должно было быть около сорока, но на свой возраст он не выглядел. Коротко стриженные русые волосы и голубые глаза делали его похожим на семнадцатилетнего мальчишку.
Никита сел на кровати.
– Я,