– В городе тебя никто не знает, связи с местными органами не просматриваются, значит, могут клюнуть, – пробасил ему Горыныч прямо в день приезда.
И Николая сразу загрузили работой.
Устроили Данилова на авиазавод в то самое конструкторское бюро, что занималось «Стрелой». Легенду подготовили: молодой инженер, сын какой-то мелкой шишки из наркомата, талантлив до чрезвычайности, потому приглашен в КБ. Но разгильдяй редкостный, любитель легкой жизни, доступных женщин, шумных застолий. И азартен до безобразия – только карты увидит, руки начинают трястись. Потому и холостой до сих пор, что бабник и к семейной жизни негодный.
Поселили его в заводском общежитии, только там он практически не появлялся – все по злачным местам да квартирам подозрительным ночевал. Бабы к нему липли – как мухи на мед, каждая же думает, что только ей под силу такого жеребчика буйного захомутать. Рестораны, застолья, охи-вздохи при луне. При этом на работу он не опаздывал и претензий от начальства не имел. Все, что поручали, выполнял, да еще и с лишкой. Однако личная жизнь для страны не менее важна, чем общественная. Уже через месяц его крепко проработали на заводском партсобрании, и ушел он с него сильно озлобленный. Ну прямо настоящая находка для шпиона.
И шпионы не заставили себя ждать. Прав был Горыныч – клюнули. И клюнули так, что поплавок совсем скрылся.
Как-то поближе к ночи Данилов заглянул в интересное местечко на Монастырке, где одна дородная вдовушка притончик картежный имела. Его здесь знали и самогончику сразу же поднесли.
Данилов было отказался, но…
– Закон заведения, – строго сказала ему хозяйка.
Хлопнул он рюмочку да об пол ее жахнул.
– Эх, – говорит. – Злой он у тебя.
Хозяйка охнула, но Николай ей сразу в руки пять рублей сунул, она язык и прищемила, деньги за пазуху спрятала, за веником поспешила.
– Кто он-то? – спросил один из четырех мужиков, но Николай так зыркнул в ответ, что вопрошающий поперхнулся.
– А честной гоп-компании физкульт-привет, – оглядел он тускло освещенную комнату.
Двое за столом, один – любопытный который – у этажерки, бутылками заставленной, трется. «Выпивоха» – назвал его Данилов.
А еще один в тени сидит – да так, что и лица не разглядеть. Развалился на диванчике, ногу на ногу положил, только сапог до блеска надраенный покачивается.
Подсел