На Корнмаркет-стрит на ступенях «Кларендон-отеля» я увидел группу туристов, с помощью дорожной карты втолковывавших что-то своему шоферу, а напротив, из-под старинной арки «Золотого креста», выходило несколько моих знакомых студентов, которые завтракали там и задержались, чтобы выкурить по трубке на увитом плющом дворике. Вприпрыжку, забыв о строе, промчался на молитву отряд бойскаутов с пестрыми ленточками и значками на груди, и на Карфаксе мне навстречу попалась направляющаяся к проповеди в городскую церковь процессия членов муниципалитета с мэром во главе – все в алых мантиях, с золотыми цепями, предшествуемые жезлоносцами и провожаемые невозмутимыми взорами. На Сент-Олдейтс-стрит мимо меня прополз крокодил попарно семенящих мальчиков-певчих в крахмальных воротниках и забавных круглых шапочках, они шли в кафедральный собор у Том-гейт. Так, через целый мир благочестия, шел я к Себастьяну. Его не оказалось дома. Я прочитал письма, которыми был завален его письменный стол, но они ничего мне не говорили, пересмотрел пригласительные карточки на каминной полке – там не было ни одной новой. Тогда я сел и читал «Лисьи чары» до тех пор, пока он не пришел.
– Я был на мессе в Старом Дворце, – сказал он. – Я не ходил целый семестр, и на прошлой неделе монсеньор Белл два раза приглашал меня на обед, а это уж я знаю, что значит. Ему писала мама. Вот я и пошел, сел в передний ряд, на самом виду у него, и положительно орал «Богородица Дева, радуйся», когда кончилась служба; так что теперь с этим покончено. Ну, как вы поужинали с Антуаном? О чем разговаривали?
– Разговаривал главным образом он. Скажите мне, вы были с ним знакомы в Итоне?
– Его исключили через полгода после моего поступления. Я помню его. Он всегда был заметной фигурой.
– Он ходил с вами к мессе?
– Не помню, по-моему, нет. А что?
– А с вашей семьей он знаком?
– Чарльз, какой вы нынче странный, право. Нет. Насколько мне известно, не знаком.
– И с вашей матерью в Венеции не встречался?
– По-моему, она что-то такое рассказывала. Только не помню