Но столь невежливое замечание не тронуло Сесилию. Она не могла не знать, что вызывает восхищение, но была девушкой весьма скромной, не считала себя писаной красавицей и даже предпочла бы, согласно веяниям последней моды, быть брюнеткой. Она вздохнула, отпустила губу и присела на низенькую табуретку возле софы матери, после чего гораздо более спокойным тоном произнесла:
– Чарльз, ты не можешь отрицать, что именно благодаря тебе мама… прониклась неприязнью к Огастесу!
– Что ты, дорогая, – искренне возразила леди Омберсли, – здесь ты ошибаешься, потому что он отнюдь не вызывает у меня неприязни! Но я не могу считать его достойным мужем для тебя!
– А мне все равно! – заявила Сесилия. – Он единственный мужчина, к которому я испытываю привязанность, достаточную, чтобы… Словом, я прошу тебя оставить всякую надежду на то, что я когда-либо приму крайне лестное предложение лорда Чарлбери, потому что этого не будет никогда!
Леди Омберсли горестно, но бессвязно запротестовала, а мистер Ривенхолл равнодушно заметил:
– Однако ты не испытывала особого отвращения к лорду Чарлбери, когда он делал тебе предложение.
Сесилия обратила на него горящий взгляд и ответила:
– Тогда я еще не встретила Огастеса.
Похоже, логика дочери потрясла леди Омберсли, но ее сын оказался куда менее впечатлительным. Он сказал:
– Избавь меня от этой выспренней ерунды, умоляю тебя! Ты знакома с молодым Фэнхоупом все свои девятнадцать лет, не меньше!
– Тогда все было по-другому, – просто ответила Сесилия.
– Это, – рассудительно заметила леди Омберсли, – чистая правда, Чарльз. На мой взгляд, он был самым обычным мальчишкой, а когда учился в Оксфорде, то обзавелся ужасными прыщами, так что никто и предположить не мог, что он превратится в столь привлекательного молодого человека! Да и время, проведенное им в Брюсселе вместе с сэром Чарльзом Стюартом, пошло ему на пользу! Должна признаться, я даже не узнала его после возвращения, настолько он изменился!
– Иногда я спрашиваю себя, – парировал мистер Ривенхолл, – а станет ли когда-нибудь сэр Чарльз прежним? Как леди Латтерворт смогла примириться со своей совестью, навязав столь выдающемуся политику такое ничтожество в качестве секретаря, я предоставляю судить ей самой! Как всем нам прекрасно известно, твой драгоценный Огастес более не занимает эту должность! Как и любую другую, впрочем! – язвительно добавил он.
– Огастес, – высокомерно заявила Сесилия, –