Однако едва заметная улыбка задрожала в уголках губ Ирис. «Бедная Зенобия», – подумала она. Теперь она знает, что чувствует ее дочь. Надо молчать, ведь сочувствие лишь подталкивает к бунту. Ирис тоже ненавидела пустыню, но за все эти годы она ни разу не призналась в этом вслух. Пустыня – часть жизни ее мужа, и, выйдя за него замуж, она приняла ее. Она протянула дочери руку.
– А теперь пойдем, моя дорогая! Пойдем без дальнейших препирательств. Караван уже успел далеко уйти, а ведь ты знаешь, как я не люблю скакать галопом на верблюде! Ты же не хочешь, чтобы меня стало тошнить от тряски. Ну, пойдем же!
– Да, мама. – Зенобия вздохнула, побежденная.
Они направились к двери, как вдруг услышали на лестнице за дверью спальни звуки чьих-то шагов. Тамар окаменела, почувствовав опасность. Потом, оттащив Зенобию от матери, толкнула девочку под кровать с ярко-красными атласными занавесями.
– Оставайся здесь! – торопливо прошипела она. – И что бы ни случилось, не вылезай отсюда, пока я не скажу! Ты поняла меня? Не вылезай, пока я не позову тебя!
Прежде чем Зенобия могла выразить протест, дверь спальни рывком распахнулась. Из своего укромного места она не могла видеть, как в комнату ворвался отряд римских солдат.
Тамар быстро выступила вперед и сказала:
– Доброе утро, центурион![2] Чем я могу быть вам полезна?
Центурион дерзко рассматривал ее, думая, что у этой женщины красивая фигура и большие мягкие груди, она выглядит чистой и здоровой.
– Чей это дом? – спросил он.
Тамар поняла его взгляд. Она молилась о том, чтобы ей удалось сохранить спокойствие.
– Это дом Забаая бен Селима, военачальника племени бедави, центурион. Разрешите мне представиться – Тамар бат Хаммид, старшая жена Забаая бен Селима, а эта, другая госпожа, – вторая жена моего господина, Ирис бат Симон.
– Почему вы одни? Где слуги? – Голос центуриона звучал высокомерно.
– Я вижу, вы недавно в Пальмире, центурион. Бедави проводят в Пальмире лишь половину года. Другую же половину мы кочуем в пустыне. Мой муж уехал всего несколько минут назад.
Мы с Ирис проверяем, все ли в порядке. Ведь нельзя полагаться на рабов.
На минуту она сделала паузу, надеясь, что центурион удовлетворится и позволит им уйти. Однако, видя, что его намерения все еще не изменились, она решилась перейти в атаку.
– Могу ли я спросить, почему вы вошли в этот дом, центурион? Это не в обычаях римской армии – входить в частные дома в дружественном городе. Мой муж – глубокоуважаемый гражданин этого города, почитаемый всеми, кто его знает. У него есть римское гражданство, центурион, и он лично знаком с губернатором. Я также скажу вам, что Забаай бен Селим приходится двоюродным братом правителю этого города, князю Оденату.
Центурион сказал, не глядя на нее:
– Когда мы проезжали мимо, ворота были широко распахнуты, и так как мы увидели, что дом пуст, то решили проверить, не грабят ли разбойники собственность римского гражданина.
Он