– Ошибся адресом, придурок! – кричу я, хотя злоумышленника уже давно и след простыл. – Офигенно… – бормочу я, осматривая повреждения машины.
С такой надписью я никуда на ней не поеду. Но если оставлю ее здесь и попрошу отца забрать меня, у матери будет повод попрекать его этим еще следующие десять лет.
Схватив в гараже рулон клейкой ленты, я быстро пытаюсь заклеить ею как можно больше краски, но, увы, лента быстро заканчивается, и ее недостаточно. Любой может легко прочитать написанное на боку оскорбление.
Замечательно, ничего не скажешь.
Стиснув зубы, я сажусь в машину и бросаю скомканную статью на пассажирское сиденье. Затем я завожу автомобиль – надпись ИЗВРАЩЕНЕЦ все еще красуется на его пассажирской стороне – и выезжаю с подъездной дорожки. Хорошо, что отец живет недалеко.
– Бо, сочувствую, – запинаясь, говорит он, оценивая нанесенный ущерб. Мы стоим в его гараже, где у него достаточно места, чтобы спрятать мою тачку, и оба смотрим на нее.
– Можешь взять на время мою машину, пока мы не приведем в порядок эту.
Я стискиваю зубы и избегаю смотреть ему в глаза.
– Мы получаем беспочвенные угрозы от этих людей уже пару недель. Я понятия не имел, что они опустятся до вандализма. Думаю, нам и впрямь стоит подать заявление в полицию.
– Просто пофикси это, – ворчу я, глядя в сторону.
– Сочувствую, Бо.
– Да, ты уже говорил. Все норм. Давай просто съездим куда-нибудь поесть.
Он откашливается, нажимает на своей машине кнопку разблокировки, и мы оба садимся в нее.
– Зачем им вообще было приходить к маме? – спрашиваю я, пристегивая ремень безопасности.
Он пожимает плечами.
– Не знаю. Действительно, непонятно, но я разберусь.
Мы едем в нашу любимую бургерную, и я замечаю, что он, сидя на водительском сиденье, весь напряжен. Что-то определенно не так. Пока мы паркуемся, делаем у официантки заказ и едим, я внимательно разглядываю его. Он чуть тише обычного, и ему как будто неловко. Может, это просто виноват инцидент с краской – вот отец и ведет себя немного странно.
Но когда мы уже поели, а он не собирается уходить, мои подозрения подтверждаются.
– Бо, мне нужно тебе кое-что сказать, и я не уверен, как ты воспримешь мои слова.
Вот дерьмо.
– Что?
– Я хочу сделать Чарли предложение.
Не уверен, есть ли у звука, который вырывается из моего горла, название, но это нечто среднее между удушьем и смехом. Я почти поперхнулся моим напитком.
– Ты шутишь, – говорю я, когда беру себя в руки. Суровое выражение его лица говорит, что нет.
– Тебе, черт возьми, сорок один. Ей двадцать два.
– Не ори, – одергивает он меня, и я закатываю глаза.
– Я серьезно. На кой хрен вам двоим это нужно?
Он хмурит брови и садится чуть прямее.
– Потому что мы любим друг друга.
– Ты правда думаешь, что она скажет «да»?