Но его думы вдруг прервал порыв степного ветра. Он был такой сильный, что мимо старика пронеслись колючие клубки перекати-поля. В мгновение небо над головой потемнело, и он нахмурил брови от предчувствия чего-то нехорошего. Старик привстал с камня, опершись на посох. Но едва он это сделал, как над его головой расступилась черная рать туч, с неба заструился поток света и раздался громоподобный властный голос:
– Авраам!..
Это был Глас Божий.
– Да, Господи…
Авраам упал на колени.
– Возьми своего любимого единственного сына Исаака и принеси его мне в жертву…
От услышанного Авраам оторопел.
– Господи, это мой единственный сын, я его так люблю, все мое благоволение в нем… Возьми лучше меня, а его оставь.
– Любишь его, говоришь, а Меня что, меньше любишь? Мне нужен твой единственный сын. Я все сказал.
Свет исчез также быстро, как появился, а порыв ветра в мгновение разогнал тучи над седой головой старика.
Неподалеку раздался звон пастушьего колокольчика. Это вернулся Исаак со стадом домой, если, правда, можно было назвать полдюжины тощих овец стадом.
Отец встретил сына холодно. Невозможно себе представить, что творилось в душе старика. Он так часто, вознося молитвы Господу своему, говорил, что любит Его больше всего на свете. Пришел, видно, час это доказать. Господь захотел в жертву его единственного сына.
Слезы душили старика.
– Исаак! – голос Авраама дрожал.
Идем со мною! Нужно принести жертву Господу Нашему.
Авраам взял в руки веревку и нож, которым резал овец, принося их в жертву.
– Отец, а мы разве не возьмем с собою овечку или барашка? – спросил мальчик.
– Нет, Господь Сам усмотрит себе жертву… – соврал сыну старик.
Шли молча. Подъем на гору, куда всю свою жизнь Авраам отводил лучших баранов, овец и коров, был в этот раз тяжелей и длинней обычного. Подойдя к жертвеннику, он положил тяжелую руку на плечо сынишки…
– Что ты хочешь сделать, отец? – испуганно спросил малыш.
– Я принесу тебя в жертву Господу. Он так захотел. Прости, сынок. Слезы катились по щекам старика, пока он связывал сына. Хоть он и неумелыми движениями он обездвижил жертву и крепко сжал рукоять ножа. В воздухе блеснуло острое лезвие, в его блеске отразилось худенькое тельце бедного мальчика…
Боги! Боги мои… Как же порою некоторые личности слепо доверяют голосам в их безумных головах, нежели своему сердцу или, по крайней мере, элементарной логике. Лучше бы Глас приказал возложить свои яйца на камень и размозжить их другим камнем. Убелиться, так сказать, печатью малой. Но как хитер оказался этот «Глас» – «Убей сына…» (прим. автора)
В это мгновение отверзлись небеса, и Глас Божий был гневен.
– Авраам! Брось свой нож! Я не приму такой жертвы. Только последняя тварь