Наследник Тиса изумленно моргнул, запрокинул голову и вдруг расхохотался, вспугивая присевших на медный бук воробьев. Глаза гвентянки сердито вспыхнули, буравя нахала, брови ее друзей сошлись недовольно, и только Сенька с непониманием и удивлением заметила, как по лицу врача пробежала странная сумрачная тень, губы прошептали беззвучно два коротких слова: «всё», и то ли «лошадь», то ли «дождь», то ли иное, похожее на оба этих вместе взятые… И шестым чувством царевна вдруг поняла, что если раньше знахарь был готов рассказать про Вишню, то теперь они могли резать его или рубить на куски топорами Олафа – и не добиться ни слова, ни намека.
К Арене экскурсанты прибыли в самом конце тура.
Кавалькада лихо промчалась по роскошной набережной, незаметно перешедшей в портовую зону, свернула почти у самых пристаней вглубь застроенного невзрачными зданиями квартала, заставляя оборачиваться и шарахаться матросов, грузчиков и прочую прибрежную публику, и остановилась в клубах пыли и щебенки у приземистого каменного сооружения, видом своим напоминающего шапито. У его полуоткрытых дверей толпились люди, нетерпеливо и раздраженно гомоня на всех наречиях Белого Света.
Входа в Арену пока – ни за плату, ни, тем более, без нее – не было.
– Хорошо, что мы вовремя успели, – довольно выдохнул Иван, соскочил на землю и торопливо схватился за кошелек, отыскивая серебро. – Сколько стоит билет?
Рододендрон посмотрел на него с высоты своего иноходца как на глуповатого ребенка и снисходительно хмыкнул, не спеша перекидывая ногу через круп коня и вальяжно соскальзывая на землю:
– Даже если бы мы приехали на час позже, мы бы не опоздали, ваше высочество. А для вас вход бесплатный. И самые лучшие места, разумеется, тоже.
– Хозяин сего заведения был предупрежден о нашем приезде? – моментально всё понял Ахмет.
– Естественно, ваше величество, – белозубо улыбнулся принц. – Как сказал Бруно Багинотский, сильные мира сего не опаздывают – это все остальные приходят слишком рано.
И он галантно распахнул дверцу экипажа, выпуская Агафона, помогая спуститься Эссельте и Серафиме, ускоряя красноречивым взглядом выход Фикуса и как бы невзначай захлопывая ее перед самым носом Кириана.
– Если бы я был уверен, что он слышал мою эпиграмму, я бы посчитал это комплиментом, – процедил сквозь зубы бард, потирая ушибленные коленки.
– Если бы я еще и слышал, что ты тогда вякнул в мой адрес, то участвовать тебе сейчас в схватке с големом, – так же любезно из уголка рта сообщил в ответ сын Тиса.
– Моя госпожа Эссельте, дивная фея красоты и доброты, этого бы не пережила, – ханжески закатил глаза менестрель, и с чувством глубокого удовлетворения пронаблюдал, как краска ярости – или смущения? – бросилась в лицо его новоявленному высочеству.
С трудом удержавшись, чтобы не добить его контрольным «бе-бе-бе», бард обогнул застывшего у кареты принца и присоединился к друзьям, разглядывавшим нарисованных на