Сады остались где-то наверху. Перед взором Анжело предстало, что же ждет его там, внизу. Языки пламени выплевывались из бурлящей лавы, в которой, целыми комками мучились отступники. Ядовитые дожди, обжигающие и разъедающие плоть, гниющую от жары. Безграничное насилие над теми, кто сам подвергался греху. Прочих же ждали пытки, от мелких порезов, в которые заливались раскаленная в жидкость медь, до маленьких квадратных кубов, куда загоняли облитых смолами несчастных, предварительно стянув с них кожу на самых нежных местах, обжигаемые огненными потоками.
Ангел летел и наблюдал не в силах что-либо исправить. В голове промелькнуло – а куда же попадет он сам? Анжело не сделал ничего плохого, тогда почему он здесь?
Где-то там, куда направлялось его тело, он увидел каменную кладку, залитую кровью, но, в остальном, совершенно пустую. Под самый конец он сумел расправить крылья. Этого было недостаточно. Избежать грубого столкновения не вышло. При падении он переломал себе каждую кость. Ноги и руки были раздроблены, крылья вывернулись в неестественном положении, ребра местами торчали наружу, а каждый из позвонков вылетел со своего места, кое-где стершись в пыль. Анжело лежал на спине и взирал туда, откуда он пал. В плачевном положении он уже не видел Райские сады, но представлял их красоту.
Захлебываясь кровью, болевой шок постепенно отошел на второй план, а смерть, напротив, приближалась стремительнее падения. В ожидании старухи с косой, в голове Анжело витал один наиболее интересующий вопрос – как он допустил подобное?..
В носу расцвел букет нашатырного спирта, пробивший дрему и отрезвивший сознание. Однако мертвого он не поднял бы на ноги, сколько ни старайся. Значит ангел живее всех живых. Конечности не слушались, крылья не раскрывались, и глаза никак не привыкали к тьме. Вдалеке горела желтым цветом треснутая лампочка, но он этого не узнал, потому что сидел к ней спиной. Прямо перед ним рождались образы: вот какое-то странное шевеление, вот подобие руки, растворяющейся среди черной пустоты, вот повороты дюжин голов… или одной, но дюжину раз?
Внезапно лицо ангела озарил обжигающий сетчатку луч. Стали различимы голоса. Они роились с разных сторон, но намерения Анжело не разобрал. Он успел заметить силуэты, обступившие его полукругом, все с пирсингами, татуировками и прочими приметными знаками. Рассмотреть четче было тяжко из-за этого невероятного сияния…
–– Смотрите-ка, очухался! – заговорили справа.
–– Я уж думал не проснется. Здорово ты его приложил, громила, – поддержали слева.
–– Замолчите, нахрен, оба. Берите пример с остальных, – отрезал некто посередине.
Анжело бы не на шутку перепугался, не будь таким удивленным своему положению и количеству голосов. Конечности не слушались, потому что их связали, скрепили веревками со стулом, а крылья, слипшиеся друг с другом по той же причине, безжизненно свисали с деревянной спинки. Дернуться невозможно. Он и не пытался, а смиренно ждал, чем это для него обернется.
––