Выходные не обещали ничего интересного. На субботу я наметила себе съездить на рынок поискать зонтик. Мой, зараза, каким-то неведомым образом умудрялся протекать в швах, во время сильного дождя устраивая мне уютное покапывание на голову. Заодно продуктов куплю.
Уже выйдя из маршрутки, я обнаружила, что потеряла набойку с правого каблука. Нет, только не это! Чертыхаясь и прихрамывая, чтобы дотянуть до ремонта, не испортив недешевых туфель, я приковыляла-таки к вывеске в виде подвешенного красного сапога. Где обнаружила очередь из собратьев по несчастью. Благо в этой старой мастерской можно сесть и подождать, пока чинят твою обувь. Страждущих оказалось с десяток человек только на срочный ремонт! Честно отстояв, я отдала туфли и, поджав босые ноги, присела тут же на скамейку – ждать придется не меньше получаса. Тут-то все и началось…
– Здравствуй, мой свет! – раздался знакомый голос.
Подняв глаза, я замерла: умеет он преподносить сюрпризы. Дэн ослепительно улыбнулся и протянул мне букет невероятно красивых цветов, прелестью сравнимых разве что с эльфийскими розами. Белые, с нежно-розовым оттенком… колокольчики? Нет, ландыши, но размером с колокольчики. И лепестки до того тонкие, что сквозь них видны покрытые солнечно-желтой пыльцой кудрявые тычинки. С трудом оторвав от букета взгляд, поймала себя на том, что уже готова расплыться в улыбке. Люди вокруг с умилением смотрели в нашу сторону. Подавив глупое желание, сухо ответила:
– Зря беспокоился.
– Прости, я не мог приехать раньше и отправить весть не мог. Пойдем, все расскажу.
– Не извиняйся. И можешь быть свободен на ближайшие лет десять. Твой шанс аннулирован.
Взгляды вокруг стали осуждающими. Мужик тут распинается, а она выеживается. И не сбежишь, потому что босиком. Щеки начали наливаться жаром от стыда и злости. Этого я тебе не прощу, Дэн. Я уже собиралась добавить что-нибудь еще более резкое, чтобы наверняка отбить желание видеть меня; по-другому его не отошьешь. Только не учла королевского менталитета. Дэну же наши люди до лампочки. Проникновенно посмотрев мне в глаза, он вдруг бухнулся на колени, поймал мою руку и жарко заговорил:
– Прости дурака! Знаю, что виноват. Такого больше никогда не повторится. Я сделаю все, что ты хочешь, только не прогоняй! – И прочая пурга в том же духе.
В помещении наступила тишина. Даже стуки мастера за стенкой замолкли. У народа челюсти поотвисали. Ё‑моё! На грязный пол белыми брюками! Большой театр отдыхает.
– Ты что, с ума сошел? Вставай сейчас же! – попыталась я выдернуть руку и одновременно поднять Дэна.
– Не встану,