Господа, перед вами открыт путь на Антиохию, Дамаск и Иерусалим. Места, по которым ходили Иисус Христос и апостолы. Мы, конечно, далеко не крестоносцы, но надо не упустить открывающихся перспектив.
Николай Павлович, я думаю, что и здесь, на Балканах, и на Ближнем Востоке время владычества Османской империи закончилось. «Больной человек на Босфоре» умер… Пора думать о том, как поделить его наследство.
Игнатьев, слушавший как завороженный мои слова, встрепенулся. Лицо его озарила усталая недоверчивая улыбка. Я понимал его – что еще должен чувствовать человек, у которого неожиданно сбылись самые сокровенные мечты! Так неожиданно, что даже и не верится.
– Александр Васильевич, голубчик, честное слово, вы сообщили мне такое, чего я не мог пожелать даже в самых смелых своих мечтах! Какая радость для всех русских людей! Но вы правы… Как часто случалось так, что Россия выигрывала войны, но проигрывала мир. Как в вашем времени закончилась эта война?
– Николай Павлович, война в наше время закончилась на следующий год полным поражением турок. Доблестные российские войска, после кровопролитных боев, взяли Плевну, окружили и принудили к капитуляции турецкую армию при Шейново, вышли к Адрианополю и к Мраморному морю. В местечке Сан-Стефано, вам оно должно хорошо быть известно, турки подписали мирный договор, очень для нас выгодный. Кстати, автором этого мирного договора были вы, Николай Павлович.
Однако наши заклятые друзья – британцы и австрийцы – с помощью ваших недругов – имена их вам хорошо знакомы… – Игнатьев кивнул, и лицо его стало мрачным, – так вот, все вместе они добились того, чтобы в Берлине был созван конгресс, на котором Россию фактически лишили всех ее завоеваний. При этом ваши недруги приложили все усилия, чтобы не допустить вас на этот конгресс. Германский император даже объявил что-то вроде ультиматума: если среди членов русской делегации будет Игнатьев, то Германия откажется участвовать в этом конгрессе. Придворные интриги для ваших недругов оказались дороже крови, пролитой нашими воинами на поле брани. Честь России подверглась унижению в Берлине.
– Мерзавцы! – воскликнул Игнатьев. – Этого старого рамолика Горчакова и «вице-императора» Шувалова на пушечный выстрел нельзя подпускать к российским иностранным делам… Жаль, что государь им верит…
– Николай Павлович, я думаю, что доверие императора к названным вами лицам станет меньше, когда мы познакомим его с документами и письмами, которые подтвердят тот факт, что для этих господ так называемые «общеевропейские интересы» дороже интересов России. И что совершенные ими поступки в будущем