Яркая краска на лице дядюшки медленно бледнела, дыхание начало выравниваться. Отек спадал за считанные секунды. Икарт приходил в себя. Убедившись, что опасность миновала, я отодвинулась и села на колени, а ладонью сжала легонько руку своего пациента. Этого вполне хватит, чтобы окончательно снять остаточные симптомы его недуга.
С Икартом мы познакомились шесть лет назад примерно при таких же обстоятельствах. Я брела по улицам Столицы, совершенно потерянная, измученная и голодная. Чужая в этом мире и без возможности вернуться в свой. Всего неделя прошла с момента, когда мое нечаянное счастье разбилось о жестокие слова: «А эту бросить в темницу! Такие заслуживают самой страшной казни!»
Произнесенные тем, кто еще несколько часов назад шептал о любви, покрывая мое тело жаркими поцелуями.
И мне пришлось бежать. Бежать в никуда, без оглядки, без надежды.
Сколько я скиталась по чужому безучастному городу, прячась от патрулей, шарахаясь от прохожих, слабея от голода, утоляя жажду единственным за это время дождем? На самом деле недолго – дня три или четыре. Но они казались мне вечностью.
Пока не наткнулась на человека, которому было куда хуже, чем мне. Я хотя бы сохранила жизнь. А он умирал. Задыхался на глазах у толпы зевак, прямо посреди улицы. Благородного вида худощавый пожилой человек лет шестидесяти, в дорогом костюме, еще не седой, но уже со слегка посеребрённой густой шевелюрой.
Сердце прихватило? Приступ астмы? Подавился?
Я растерянно глядела на людей, не приближающихся к умирающему ближе чем на десять метров.
– Чего вы смотрите? Срочно вызывайте помощь! – закричала я равнодушным зрителям.
Вроде приличные с виду люди! Как они могут вот так просто стоять и глазеть на мучения пострадавшего?
– Не поможет ему помощь, – послышался чей-то печальный голос. – Эх, жаль старика. Но его уже не спасти.
Я не верила своим ушам. Неужели жители Великого Мира настолько черствы и ужасны?
Я так не могла. И пусть сама была на грани отчаяния и голодного обморока. Сострадание – это ведь нормальная часть человеческой натуры, верно?
Меня не смущало, что прочие люди шарахались от умирающего, как от чумного или прокаженного. Удивляло, но не смущало. Это их выбор, их совесть…
– Не вздумай применять магию, – сказал кто-то из толпы, когда я опустилась перед пострадавшим на колени и взяла его за руку. Не спасу, так хоть не дам этому несчастному умереть в одиночестве. – Это же Икарт Кеттэльбрахт. Только добьешь старика.
Я не поняла, к чему это было сказано. Какая магия, о чем он? О ней мне, совершенно бесталанной, приходилось лишь мечтать. Это в книгах героиня, угодившая в другой мир, получала бонусом если не суперспособности, то, как минимум, какие-нибудь волшебные силы или умения, которые затем успешно прокачивала до уровня «Бог».
Мне не повезло. Как была обычным человеком на Земле, так им и осталась. И если на моей родине это было в порядке