Оксана изучала прогерию со всех сторон, в том числе и с самых неожиданных, открытие которых собиралась сделать в моей лаборатории. Она от случая к случаю, вздыхая, в конце рабочего дня, говорила: «В России всего 4—5 наблюдаемых с прогерией людей. Я уверена, что это, во-первых, неправда, во всем мире людей с врожденной прогерией становится все больше и больше. Не случайно, ведь, для них стали разрабатывать программы и открывать «секретные» лаборатории. Во-вторых, сколько людей, страдающих «парциальным стремительным старением» (какой-то части тела или какого-то одного органа), идут, если много денег, к пластическим хирургам или ложатся в клиники для пересадки «больного» органа! А врачи? Современные врачи берутся за все, лишь плати! Вдобавок, ничего не понимают в прогерии и вообще в старении: одно твердят: нарушена репарация ДНК!» Я прервала тираду Оксаны, но она успела выпалить: ««Сellular mind», – вот как называл мышление таких людей Рене Декарт – великий французский философ и математик, но более великий – физиолог! Хвостатые клетки – дефективные. Лечим стволовыми клетками!»… И, предвосхищая мой вопрос, вызванный ее восклицанием, когда я вошла в кабинет: «Наконец-то!», моя юная гениальная помощница, как-то даже очень буднично, сказала: «Пришел к нам за помощью… прогрессор. Ура!» Оксана настолько внедрила в меня свою idée fixe, что я забыла о чашке кофе перед работой, махнув Оксане рукой: «Запускай!»…
Был жаркий июль. На дворе +30. И вот я вижу на пороге милашку, лет 20-ти, не больше, в полупрозрачном сарафанчике, который прекрасно показывает, что «нижнего» белья, даже стрингов на ней нет. Солнце било прямо в широко открытое окно и как рентген просвечивало одеяние… прогрессора! Не сразу я обратила внимание, что не весь сарафанчик прозрачен настолько, что можно сказать, что девушка недавно загорала на пляже Океана.