когда мы были у бабушки в деревне, приятельница пригласила ее на поминки много десятилетий назад умершего своего мужа. Бабушка, естественно, нас взяла с собой. Мы пришли в дом к женщине, которая нас пригласила. Бабушка и ее приятельницы сели за стол, и в ожидании, когда соберутся остальные гости начали общаться. Моя бабушка обратила внимание на накрахмаленные беленькие кружевные занавески на окнах, и прокомментировала хозяйке: «Занавесочки накрахмалила. Жениха заманиваешь? Ишь, звезда какая выискалась» (в оригинале было нецензурное слово, созвучное слову звезда). Всем женщинам в этой истории было около шестидесяти лет, сейчас этот возраст считается женским, а тогда это был глубоко бабушкинский возраст. Все женщины, включая хозяйку очень тихо и сдержанно начали смеяться. Сейчас я понимаю почему смешно и почему тихо: в деревне в шестьдесят лет ни о каких женихах и речи быть не может, а на поминках громко смеяться неприлично. Сейчас я понимаю, а тогда я подумала, что бабушка нагрубила хозяйке, и остальные заискивающе смеются от страха, боясь, что она и им нагрубит. Мне было не по себе. Таких случаев, когда моя нежная детская душа цепенела, поначалу было немало, и не только с бабушкой я такое наблюдала, со всем своим окружением, а потом совершенно естественным образом окружающая среда проникла в меня. Я прочувствовала в чем сок грубых шуток и вообще грубости, ведь в ней есть не только резкость, но часто и юмор, и даже забота, и человечность, просто выраженная не деликатно, и стала ею пользоваться. Я могла вырасти другой, не грубой, как моя нежная деликатная старшая сестра, которая и выросла в таких же условиях, как и я, и провела в деревне у бабушки несравнимо больше времени, чем я, но она выросла нежной, а в моей натуре есть что-то, что с удовольствием впитывало именно грубость и жесткость деревни. Так что, да, я – грубая деревенщина.
Я такой грубой выросла, это часть меня, а садисткой я не была, это приобретённое, и не благоприобретённое, а гадкое и не нужное, от этого я избавлюсь. Ну, и от менторского тона тоже нужно как-то избавляться.
С откровенностью и открытостью я тоже определилась. Откровенность делает меня уязвимой, но она позволяет быть собой, многое понимать о себе. Открытость иногда выглядит в моём исполнении нелепо, несуразно, неуклюже, но она дает возможность проживать события полно и через себя, без масок, без необходимости придумывать и воплощать образ себя. Зачем мне образ? Чтобы стремиться к идеальности? Я не просто не идеальная, я к этому даже не близка и никогда не смогу приблизиться, да и не хочу.
Мне начинает нравиться быть честной с собой, видеть себя такой какая есть, стараться понять свою натуру, узнавать подлинную себя, а не навязывать себе какие-то роли. Это как с ребёнком: можно его бесконечно муштровать и воспитывать, а можно любя наблюдать и немного корректировать, когда его заносит уж совсем куда-то не туда.
Мой маленький эксперимент окончен, выводы сделаны.
9.
