Я пыталась вспомнить, что ещё негативного, кроме высокого уровня агрессии, у меня было встроено с детства
Вспомнила, что ещё и воришкой была
Когда я была крохой, лет пяти-шести, я украла у соседки игрушку-утят, которые умели ходить, если тянуть их за ниточку. Я их принесла домой и в восторге играла, не заметив, что подошла мама. Она спросила, где я взяла игрушку, я честно ответила, что своровала. Она мне велела пойти к соседке, отдать игрушку и попросить прощения. Я прибежала к соседке, незаметно поставила игрушку на полку, и убежала.
Приблизительно в том же возрасте я шла с папой по рынку и украла из ведра большую сливу у какого-то дедушки, мимо которого мы проходили. Когда мы отошли от него подальше, я похвалилась папе своей добычей. Он меня отправил обратно, чтобы вернуть сливу и попросить прощения. Я побежала, незаметно положила сливу в ведро и убежала. Папа уточнил, извинилась ли я, я наврала, что извинилась.
Хорошо, что родители обозначили, что это неприемлемо, но не пошли со мной, дали шанс улизнуть из неприятной ситуации. Хотя, может быть, это плохо, может быть, тогда и начал формироваться паттерн избегания неприятных чувств, который с годами сформировался таки и окреп в стойкое неприятие негативных переживаний и подавление, блокировку этих процессов. Может быть, им стоило пойти со мной и заставить меня пройти весь путь с извинениями до конца, чтобы у меня появился такой опыт и чтобы я знала, что умею выдерживать неприятные эмоции.
Обманывала я вообще очень много, и в детстве, и в юности, и по необходимости, и ради развлечения.
А потом и в юности воровала мелкие предметы на рынке. Мне нравилась острота переживаний, видимо, я так сбрасывала напряжение.
Уровень плохости, грешности откуда берётся? Меня никто такой не воспитывал.
6. РАЗБИРАЮ СВОЮ ПРОВОКАЦИОННОСТЬ
За те дни, пока я размышляла, что делать со своей провокационностью, наткнулась на слова иеромонаха «садистический раж», и они нашли у меня отклик в контексте поиска ответа на вопрос о том, зачем я провоцирую. Я против физического насилия, такой род садизма меня отталкивает, но садистический раж от эмоционального насилия – да, я это испытывала, но не осознавала, пока это не было названо. Теперь у этого есть название, и это состояние распознано мной во мне.
Действительно, я поняла сейчас, что иногда в своих провокационных выходках испытываю не веселье, а эмоциональное возбуждение. Веселит меня такое взаимодействие только в том случае, если мой визави воспринимает это как игру, и мы вместе ходим по краю, и нас обоих это развлекает. Надо сказать, что чаще всего людей это не развлекает, люди вовлекаются нешуточно и начинают нервничать, вот в таких случаях я увлекаюсь и углубляю провокации и манипуляции, хотя каждый раз отчетливо вижу точки, где можно погасить конфликт, но не делаю этого. Теперь я понимаю, что мной движет жестокий азарт